Джекинс снова широко улыбнулся и покачал головой:
— Вот видите! Уже возникают конфликтные моменты. А дальше вы спросите меня, согласен ли я повторить то, что сказал вам, под присягой… А я отвечу, что нет, не согласен. И разговор у нас будет идти на уровне формально‑официальном. А я предупредил вас — я вам сообщаю то, что видел, беседуя с Джоном Линком почти ежедневно. Повторяю — на бытовом уровне. Вот и вся разница.
— А его болезненная страсть к художнику Брету Леборну?
Врач пожал плечами:
— А что в ней болезненного, в этой страсти? Человек, как говорят поэты, сотворил себе кумира. Я не собираюсь сейчас вдаваться в культурологические или литературные подробности. У Джона Линка — художественный тип восприятия действительности. И его чувства к Леборну вполне этому типу соответствуют.
— Как по‑вашему, способен ли Линк на повторные убийства?
— По‑моему, нет. Хотя поручиться, как профессионал, я ни за кого не могу, ни за вас, ни за себя.
— Доктор Джекинс, давайте так — откровенность за откровенность. Я сейчас вам задам вопрос тоже не на профессиональном уровне, а на бытовом. Идет? Только без обид…
— Принято.
— Есть шанс, что Линк вас обманывает?
Джекинс надолго задумался. Вздохнул тяжело.
— Знаете, вы мне напомнили одну очень давнюю историю, о которой я сам почти забыл. Да, был у меня больной, который сумел меня обмануть. И последствия этого обмана были суровые: он вышел из лечебницы и совершил преступление. И я до сих пор не могу себе этого простить. Я тогда проглядел то, что мы называем «триггер», спусковой крючок. Этот человек был абсолютно нормален во всем, пока не появлялась ситуация с этим «триггером» — тогда он переставал быть адекватным. Да, был такой случай один раз — за двадцать лет моей практики. — Джекинс зябко поежился. — До сих пор казнюсь…
— Есть ли шанс, что у Джона Линка тоже существует такой «триггер»?
— Не думаю, — произнес Джекинс раздумчиво. — Есть целый ряд сопутствующих признаков, которые так или иначе должны были бы проявиться. Но я вам признателен за ваши вопросы. Знаете, иногда совсем простые вопросы со стороны, такие как ваши, например, заставляют вспомнить о вещах и событиях, о которых интуитивно предпочитаешь не вспоминать.
— Где мы будем общаться с Джоном?
— Как я вам уже сказал, он у нас на хорошем счету. Поэтому можете увидеться в нашей комнате свиданий, можете посидеть в фойе в креслах… А можете и пойти в сад погулять, я думаю, вы захотите, чтобы никого поблизости не было.
* * *
Джон Линк был невысокого роста, худощав, субтилен. Густые длинные светлые волосы зачесывал набок и во время разговоров иногда делал резкое движение головой, убирая волосы со лба, — жест, который он, возможно, позаимствовал из какой‑нибудь рекламы шампуня… Эти волосы и были, пожалуй, самым примечательным в его облике. За исключением этого признака Джон Линк был… почти никакой. Глаза неопределенного светлого цвета, овал лица — не круглого и не вытянутого, какой‑то неопределенный подбородок, острый нос, тонкая шея… «Но, в общем, такого надо отбирать для «наружки», — подумал Потемкин. — В жизни не запомнишь, не различишь в толпе, при очной ставке — не опознаешь».