Катюшино дыхание превратилось в сияющий иней и легло на кудрявые края воротника, словно зримый след звука ее голоса. Катюша молчала, ожидая ответа. Ответ пришел: сначала появилось облачко пара, потом прозвучал нарочито бодрый баритон:
– Да ты что, Катюня?.. Чего бояться?.. Скоро до дому доберемся, с километра три всего и осталось…
На самом деле – и Алексей прекрасно это знал, – до жилья оставалось еще километров пять, а то и семь, но ему хотелось успокоить жену. Ведь чем ближе к дому, к теплу, к людям, тем легче совладать со страхом перед ночной тайгой. Алексей тоже вдруг занервничал, его охватило какое-то смутное беспокойство. Он почувствовал себя беззащитным в этом стылом пространстве, посреди бесстрастного покоя северной тайги и тревожного напряжения полнолуния.
Натянув вожжи, Алексей остановил лошадь. Путаясь в полах длинного бараньего тулупа, выбрался из розвальней. Проверил подпругу и чресседельник, пробормотал какие-то ободряющие слова кобыле, которая равнодушно поматывала головой. Скрипя валенками по снегу, вернулся на свое место в розвальнях. Незаметно для жены вытащил из-под сена и переложил под правую руку двустволку. Щелкнул вожжами, подхлестнул лошадь, привычно и весело прикрикнул:
– Н-но, родимая, пошла, пошла!
Взвизгнули полозья, поплыли вспять ели, и он опять почувствовал, как внутри растет необъяснимая тревога. Алексей огляделся по сторонам. Безмолвная тайга окаймляла дорогу. Луна царапала верхушки елей.
И тут совсем недалеко возник жуткий протяжный звук. Казалось, это был голос стужи. Голос смерти.
– Волки, – тихо, одними губами произнес Алексей. Он мгновенно рванул вожжи, хлестнул кобылу по крупу и заорал во всю мочь:
– И-э-эх! Твою мать! Выноси-и, родимая!
Лошадь дико всхрапнула и галопом рванула по дороге. И в ту же секунду позади, из-за поворота, появился первый волк, стелющийся в стремительном беге.
Вожак.
Он увидел лошадь. Алчущий горячей плоти зверь уже мысленно висел на потном лошадином теле, ощущая лихорадочное биение большого испуганного сердца и каждый толчок крови в ее жилах; впитывал волны ужаса, исходящие от обезумевшего от страха животного. Запах сена, дерева и мертвой овчины – незримый след розвальней – мешал, но не предвещал опасности. И вдруг куль овчины приподнялся и превратился в человеческую фигуру. В руках у человека знакомой грохочущей смертью блеснул металл.
Вожак тут же прыгнул в сторону, немного сбавив при этом скорость. Несколько волков сразу же обогнали его и оказались впереди. Но вожак не спешил догонять их: многолетний опыт и безошибочный инстинкт увели его влево к самому краю дороги – подальше от смертоносного металла. Теперь, когда его прикрывали тела других волков, вожак снова догонял жертву.