улыбка. Ничего прекраснее я в жизни не видел.
В то лето, когда мы закончили среднюю школу и должны были пойти в старшую, в городе проходила двухнедельная окружная ярмарка. Благодаря этому событию на дядю Уилли пролился настоящий дождь зеленых бумажек: целыми днями он только и делал, что ковал лошадей для приехавших на родео кандидатов в ковбои или очищал от навоза стойла, в которых содержался привезенный на аукцион скот.
Мне ярмарка тоже подарила немало приятных минут. Я рос в пригороде Брансуика – «на выселках», как тогда говорили. В город я приезжал только в школу, поэтому в моей жизни было не так уж много интересного: даже рождение теленка у одной из дядиных коров казалось мне великим событием. Ярмарка с ее дешевыми чудесами будоражила меня, возбуждая любопытство, которое в одном конкретном случае оказалось полностью удовлетворено. Помните эпизод из «Паутины Шарлотты»[52], когда крыса Темплтон пробирается на ярмарку и наедается так, что ее потом полкниги тошнит? Со мной тоже произошло нечто похожее, хотя рассказывать и даже вспоминать об этом приключении мне не слишком приятно.
Все началось в пятницу вечером, когда я привел «Викки» в образцовый порядок и вместе с Томми поехал на ярмарку. Я не знал, что моя подружка уже тогда пыталась бороться со своими собственными демонами, поэтому, когда она предложила попробовать «капельку виски», возражать я не стал. Всего за пять долларов мы купили бутылку кукурузного самогона – редкостной дряни, как я понял впоследствии, но тогда нас это вряд ли могло остановить. В то лето мы запоем слушали по радио песню Дона Маклина «Прощай, американская девчонка»[53] и считали своим долгом распевать «То будет день, когда я умру…», пить дешевое виски и хлебную водку и ждать наступления «мрачных времен».
Поначалу все было как будто неплохо. Мы катались на карусели, пытались сбить бейсбольным мячом кегли, гасили свечи из водяного пистолета, ели сахарную вату, хот-доги и острые мексиканские чипсы. Голова у меня кружилась все сильнее, но я чувствовал себя совсем взрослым и не обращал на это особого внимания. Под конец нам захотелось прокатиться на чертовом колесе, и это меня доконало. Парень, управлявший колесом, то останавливал его, давая сойти тем, кто уже накатался, то снова запускал, отчего меня начало мутить. Кроме того, я совершенно разучился владеть языком и губами; Томми, судя по ее невнятной речи, – тоже. Тем не менее, оказавшись на самом верху, мы допили все, что оставалось в бутылке, – и тут механик в очередной раз остановил колесо.