Повсюду вокруг нас отцы и сыновья точно так же сидели бок о бок, жевали орешки и сосиски и держали наготове перчатку, чтобы поймать фал-бол[64]. У многих бейсболки были надеты наизнанку[65], а лица расцветали широкими улыбками. Несмотря на многомиллионные контракты, стероиды, скандалы и прочее, бейсбол все еще способен совершить это чудо – объединить людей и заставить их улыбаться.
Невольно я подумал о Майки – о его жизни и о том, чтó может его ждать в будущем, в том числе и в ближайшем. По закону вопросы лишения родительских прав могли решаться заочно только в крайних случаях, поэтому офис окружного прокурора разместил соответствующие объявления как минимум в двадцати газетах юго-востока страны. Эти объявления как будто взывали к родителям Майки: «Эй, где бы вы ни были! Приезжайте скорее и заберите вашего малыша домой!» И эти пресловутые родители вполне могли объявиться уже завтра, посадить мальчика на заднее сиденье машины и скрыться в неизвестном направлении – скрыться навсегда. Разумеется, какое-то время им придется прожить под пристальным вниманием органов опеки, но если в течение этого срока отец и мать Майки сумеют удержаться от серьезных правонарушений, государственная машина будет вынуждена оставить его с ними – с «законными опекунами». И даже если это будет самая что ни на есть «белая шваль», ютящаяся в трейлере и пропивающая все пособие по безработице. Им достаточно будет продержаться совсем немного, и тогда уже ни я, ни Мэнди не сможем ничего поделать, ведь в нашей стране закон защищает не только ребенка, но и его родителей.
Я посмотрел на Майки (я так и не привык называть его Бадди, да и он, кажется, не особенно на этом настаивал). Его правая рука лежала на подлокотнике кресла совсем рядом с моей. Вот он опустил ее немного ниже, и его локоть скользнул по моему предплечью. Кожа мальчика была тонкой, упругой и немного шершавой – совсем как мелкая терка для сыра.
Когда я был примерно в его возрасте, дядя учил меня работать в оранжерее. Как-то после обеда мы отправились туда, чтобы проверить, как поживают его любимицы. Включив свет, дядя усадил меня на низкий садовый стульчик и бережно наклонил к моему лицу трехфутовый стебель, усыпанный крупными пурпурными цветами.
«Красиво цветет, правда?»
Я кивнул.
«А знаешь, откуда берется цветок? Вовсе не отсюда… – Он ладонью сдвинул в сторону измельченную древесную кору и жирную черную землю. – …А отсюда. – Дядя повернул рыжий глиняный горшок так, что мне стали видны обнажившиеся корни. – Заботься о корнях, и орхидея всегда будет радовать тебя своими цветами».