– Кто?
– Лавочник, Эжен. Тибо обычно сбывает ему рыбу, а Дидье покупает у него почти все товары.
– Расскажете подробнее, что связывает этого лавочника с вашей бабушкой?
– Расскажу. Помните, я упоминала о смерти роженицы и ребенка? – Одетт наклонилась, чтобы приладить компресс на колено доктора, – Так то была его жена! Бабушка ездила в Кавайон, она продавала травы аптекарю, а у лавочницы начались схватки. Местный лекарь пришел, да отказался – слишком тяжелые роды. Клементин была с несчастной до конца, она промучилась двое суток.
– Но ведь пять лет прошло. Он небось снова успел жениться, да и время для мести странное…
– А тем дело не кончилось! – заявила Одетт, ополаскивая руки остатками чистой воды, – На прошлой неделе он приезжал к нам и привозил пузатую любовницу. Ребенок уже толкается, а они надумали… Бабушка Эжена с крыльца спустила, ух он и ругался. И ведьмой ее называл, и по-всякому…
– И о будущей помолвке он наверняка знал?
– Конечно, Тибо ведь у него покупает припасы! Да и Дидье жаловался на судьбу каждому, кто был готов его слушать.
– Значит, это действительно меняет дело… У нас новое действующее лицо, а кроме того, любой мог воспользоваться обходным путем, минуя берег, где гуляла толпа молодежи.
– Ну, не любой, – покачала головой Одетт, – Тропка едва приметная, нужно хорошо ее знать, чтобы пойти в темноте, даже с факелом. Там и днем можно ноги переломать.
– С факелом… Думаете, с берега не заметили бы огонь?
– В той толкотне, да во время драки никто и второго пришествия бы не заметил… Только я сомневаюсь. Убийца бы слишком сильно рисковал.
– Он мог и не знать о вашей компании до последнего момента. Если подумать, лавочник – весьма подозрительная фигура… А местные часто пользовались этой тропинкой?
– За холмом ничего интересного нет, так что многие туда и не забредали. В основном мы с бабушкой ходили по этой тропе. Кларис тоже, поскольку бывала тут чаще других, а это – самый короткий путь.
– Вы и Кларис воспользоваться тропинкой не могли, поскольку шли берегом. Другие жители деревни спали в своих постелях… Из местных остается только Тибо, да еще матушка Лу и ее племянник.
– Тут не о чем и рассуждать, – отрезала Одетт – староста был для Клементин единственным другом, если у нее вообще были друзья. Что касается Ализе, то она самая добрая женщина на свете, представить не могу ее, замышляющей убийство…
– А Люк?
– Этот увалень тоже безобиден, – подумав, ответила девушка, – И потом, ему бы пришлось пройти от собственного дома через всю деревню, чтобы воспользоваться тропинкой.