Он полил густыми сливками позднюю ежевику и с удовольствием ощутил во рту ягодную свежесть.
Интересно, сожалеет ли Джулия о своих опрометчивых поступках? Скучает ли о прежней жизни? Она могла стать герцогиней, но взяла на себя роль компаньонки, причем сделала это с достоинством королевы. Он задумчиво улыбнулся, и покрытая сливками ягода скатилась с его ложки на безупречно белую скатерть. И он и лакей несколько секунд взирали на ягоду в полном изумлении.
Похоже, накануне вечером Джулия искренне наслаждалась всем происходившим. Ее лицо светилось, глаза сверкали. Стивен был очарован, даже зная ее неприглядную историю.
Теперь он мог признать: она красива, очаровательна, элегантна и умна.
Разумеется, она еще и страстная женщина. Она доказала это не только своей ошибкой, но и беззаветной преданностью Доротее, своему сыну и новым задачам, поставленным перед ней.
Стивен почувствовал желание и проглотил ягоду целиком. Ежевика на мгновение застряла у него в горле. Возможно, есть другой выход.
У него никогда не было любовницы. Во-первых, для этого не хватало времени, а во-вторых, он еще не встречал женщину, которая привлекла бы его настолько. Он представил себе, как укладывает Джулию в постель, потом будит и наслаждается беседой с возлюбленной.
Он поерзал на стуле и добавил в чай еще ложечку сахара.
Дипломат не может путешествовать с любовницей. Это недопустимо.
Он отложил ложку. Но если Дороти и дальше будет ездить с ним, а Джулия останется ее компаньонкой, все будет выглядеть пристойно. На пути домой после бала Доротея прямо-таки веселилась. Она с удовольствием рассуждала о модах, музыке и угощении. Когда он спросил сестру, понравился ли ей бал, она порывисто обняла его, а желая доброй ночи, поцеловала в щеку. Можно надеяться, она захочет сопровождать его и в будущих миссиях, а значит, поедет и Джулия.
Дверь в столовую распахнулась. Стивен поднял глаза и, улыбаясь, встал навстречу Джулии. Но при виде ее испуганного бледного лица его сердце пропустило удар.
На Джулии было то же самое голубое муслиновое платье, в котором она танцевала на балу, но теперь оно оказалось мятым и грязным. Глаза покраснели, в них стояли слезы.
– Что случилось? – спросил он, отшвырнув салфетку.
– Милорд, Доротея приняла слишком большую дозу лауданума.
Донован резким движением отодвинул шторы, и они, протестующе взвизгнув, впустили в комнату лучи послеполуденного солнца.
– Доброе утро, милорд, точнее, добрый день… почти вечер, – проговорил он с подчеркнутым сарказмом.
Свет резанул по глазам Томаса, вызвав вспышку боли в голове. Несчастный плотно зажмурился и отвернулся, мысленно наградив слугу самыми страшными ругательствами, которые только мог в таком состоянии вспомнить. Содержимое желудка подкатило к горлу, и Томас сглотнул, стараясь сдержать рвоту.