– Дороти, – сказал он резче, чем намеревался.
Она открыла глаза и посмотрела на брата.
– Стивен… прости меня… мой бедный Стивен.
– Кто дал тебе лауданум? – спросил он.
– Ты его не знаешь. Поэтому не надо никого отчитывать. На балу был один джентльмен. У него в кармане оказалось – совершенно случайно – немного лауданума. Я выменяла его на часы.
У Стивена сжались все внутренности.
– Часы, которые подарил тебе Мэтью? – спросил он.
После смерти мужа Доротея почти не выпускала эти часы из рук. Она несколько раз в день слушала колыбельную, целовала портреты, разговаривала с ними, когда оставалась одна.
– Понимаешь, я думала, они мне больше не понадобятся, – сказала она. – Лауданум помогает мне видеть их так же явственно, как я вижу тебя. Я думала, что, если у меня будет достаточная доза – или немножко больше, чем просто достаточная, – я не отпущу их и смогу всегда быть с ними.
Ее лицо сморщилось, по щекам покатились слезы. Стивен обнял сестру и не отпускал, пока рыдания сотрясали ее исхудавшее тело. Слезы все текли и текли, и блестели серебряными капельками на ее тусклой коже.
Стивен понял, что и тут не прав. Горе не покинуло сестру. И, судя по всему, никогда не покинет. Его одного недостаточно, чтобы облегчить такую боль. Он вопросительно взглянул на доктора.
– За леди надо следить, – тихо сказал доктор Боуэн.
– Я останусь с ней, – заявила Джулия, выйдя из тени в углу.
– Только не сегодня, миледи, – решительно возразил Боуэн. – Вы ей очень помогли, но теперь вам тоже необходимо отдохнуть. Может быть, ее горничная…
Стивен поднял глаза на Джулию. Ее прическа растрепалась, и длинные темные локоны спадали на плечи. Под глазами залегли глубокие тени, однако губы были решительно сжаты, да и глаза упрямо блестели. Она стояла у кровати словно страж, готовая спорить с доктором, отсылавшим ее от постели больной. Он заметил пятна на платье и понял, что Джулия приняла на себя самое тяжелое. Она помогала его сестре, когда ей промывали желудок: заставляла исторгнуть наркотик. Ну как не восхищаться такой женщиной?
– Кто знает об этом? – спросил он, понимая, что угроза катастрофы не миновала, даже если сестра переживет попытку расстаться с жизнью. Скандальные слухи затронут всю английскую делегацию, а для него самого… Пожалуй, с карьерой дипломата придется расстаться. Боуэн вынужден обо всем доложить. Таковы правила протокола. Все они живут и умирают только по протоколу.
Доктор покосился на Джулию.
– Никто не знает, милорд. Только я, мисс Лейтон и горничная леди Доротеи.
– Я подумала, что нет смысла будить лорда Каслри, тем более что кризис миновал, – сказала Джулия. – Это семейное дело, и доктор Боуэн со мной согласен, что оно должно и остаться таковым.