Через минуту я услышала, что он закрыл вторую дверь, соединяющую наши комнаты, а затем — дверной щелчок.
Прислонившись спиной к двери, я помассировала виски.
Когда адреналин от нашей жаркой дискуссии исчез, я чихнула. Сбросив полотенце, я направилась в ванную комнату, чтобы принять еще один обжигающий горячий душ. Все остальное время я пыталась стереть его образ с засученными рукавами и той уязвимостью в его глазах, когда я сказала ему, что никогда больше не позволю к себе прикоснуться.
Я знала, что это было большой ложью. Я просто не была уверена, знал ли и он об этом.
Дрожа под горячей водой, я пыталась решить, должна ли сменить номер еще раз или просто игнорировать тот факт, что нам придется спать в нескольких футах друг от друга в течение шести дней.
* * *
Немного за полночь я лежала в своей постели, пытаясь решить, следует ли мне поменять билеты на самолет и вернуться домой раньше или остаться в Нью-Йорке еще на несколько дней. Пока моя страсть к соседу за дверью не переросла на другой уровень.
Слышать, как его спутница — предполагаю, очередная блонди, если не Изабель, — стонет и выкрикивает его имя в течение двух часов, было более чем достаточно, чтобы довести меня до края и забыть всю мою боль. Я же в это время составляла план того, как убью его голыми руками, смотря в эти прекрасные голубые глаза в последний раз.
День пятый...
С тех пор как я приземлилась в Нью-Йорке, на улицах, несмотря на холодную погоду, всегда были оживленно, но сегодня... сегодня я не думала, что хоть один человек осмелится выйти. После быстрого падения температуры неожиданная метель накрыла уже заснеженные улицы, из-за чего я не смогла посетить кладбище, как планировала накануне.
Судя по количеству постояльцев, заполонивших холл, я бы сказала, что мы все застряли внутри отеля. К несчастью для меня, Александр тоже был одним из таких людей.
Я тайком наблюдала, как он общался с другими. Как легко двигалось его тело, как напрягались плечи, когда ему было неудобно, и как его глаза искали что-то или, может быть, кого-то, чтобы отвлечься, когда он завершал разговор. Все в нем интриговало мое предательское тело.
По мере того как день перетекал в вечер, я делала все возможное, чтобы не встретиться с ним лицом к лицу, и в какой-то степени, казалось, это сработало, так как я умудрилась потерять его из виду больше, чем на пару часов.
Я все еще смаковала горячий шоколад в кафе, примыкающем к лобби, когда пианист сел за черный, из эбенового дерева с красной отделкой, рояль Стэйнвэй>[4]. Я знала все о подобном фортепиано, потому что мой отец знал о нем все. Такой красавец был в наших планах. Конечно, это был не тот самый инструмент, на котором он, бывало, играл, но он тоже знал о нем все. Черт, это было одной из причин, по которой он выбрал этот отель.