– Но ведь играют там…
– Играют, – перебил Юрка. Потер глаза, обведенные тенями. – Государство не запрещает.
– Скажешь, все там честно?
– Не скажу все. Но мелочь копеечную мы не гоняем, все равно новая тут же набежит. Не, пока там Усы на трибуне, чисто там. И нам облегчение, вот. – Он кивнул на машинку. – И без ипподрома писанины хватает.
Зайцев глядел на него во все глаза. Он был так изумлен услышанным, что не знал, как половчее уточнить.
– А Усы… часто на трибуне-то?
Юрка, казалось, не замечал его удивления.
– Усы-то? Да как приезжает за надобностью какой на Высшие кавалерийские курсы здешние, так и на ипподром заглянет. Уж непременно. Частенько то есть, да, – хохотнул он.
Зайцев опешил. Не только от самого факта – больше от речей Смекалова, видимо настолько одуревшего от бессонных ночей, что потерявшего всякую осторожность. Зайцев понизил голос:
– Погоди, Юрка. Ты что же, хочешь сказать, что товарищ Сталин в Ленинград…
– Сталин?!
Юрка загоготал так, что ремингтон отозвался тоненьким звоном.
– Сталин? Ну, Заяц, ты даешь. Ха-ха! – Юрка утер пальцем увлажнившийся уголок глаза и, наконец, смог выговорить. Глаза у него стали совсем проснувшиеся, хохот Юрку освежил, как холодная вода. – Это ты, мол, Усы? Слушай, Вася, я тебя, конечно, уважаю, ты мужик неглупый, но это уже такой анекдот, что я и рассказать никому не расскажу – антисоветчина. Буденный! Я о товарище Буденном – маршале Буденном говорю.
* * *
Зайцев валил по лестнице. Ему было досадно на себя, но и смешно тоже. Усы, да уж. На месте Смекалова он бы тоже ржал.
На портретах усы у прославленного маршала-кавалериста товарища Буденного и правда были выдающиеся – две огромные, удало топорщившиеся метелки. Не усы, а переведенные под нос бакенбарды.
Зайцев стучал башмаками по лестнице, размышлял. А как их мыть – часто, редко? Расчесывать? Смазывать надо или нет? Чем? Сами ли они по себе так стоят? Сколько времени требуется, чтобы вырастить эдакое украшение? И каждому ли оно доступно или ограничено природой?
Лестница спускалась в прохладный полумрак вестибюля. Недавно объявили неделю экономии электричества. Только на касках дежурных милиционеров за стойкой лежали солнечные блики, проникавшие через окно. Зайцев отразился в дверном стекле светлым привидением. Он не выдержал. Бросил взгляд на дежурных: нет, головы склонены. По утрам в угрозыске сравнительно тихо. Зайцев, глядя на себя в темное стекло, быстро приложил под нос по два пальца, средний и указательный.
И чуть не подпрыгнул – боковым зрением заметил внизу разворачивающееся движение. Сердце ухнуло. Остроухая тень. Стукнули когти – Туз Треф. Пес, очевидно, дремал на прохладной плитке, пока вожатый дул свой чай в столовой. А теперь вскочил, приветствуя знакомца. Ожидал ласки. Тускло блестел в полумраке нос. Зайцев видел, что это Туз Треф. Видел знакомые круглые рыжие брови. Видел блики в глазах-вишенках. Слышал, как ходит туда-сюда хвост.