Но сумел выдавить только:
– Здорово, друг.
И поспешно толкнул дверь и выкатился наружу.
Весело уже не было. Липкий, гадливый ком, который он тогда почувствовал в клубе, снова стоял внутри.
* * *
Зайцев держался за кожаную петлю. Переполненный трамвай звенел всеми своими кишочками. Будто черно-серые гроздья пассажиров, висевшие на обеих площадках, тянули его назад. Внутри тоже давка, но все-таки свободнее.
Ехали по Лиговке в сторону окраины. Злачные места. Зайцев смотрел и не видел серые обшарпанные дома. Ком внутри рассосался. Осталась досада. Милый, смышленый Туз Треф – и все равно ведь нахлынуло это омерзительное ощущение мощных мышц под руками, этой дикой, извивающейся животной жизни, которую нужно прекратить во что бы то ни стало…
Зайцев отвернулся, стал глядеть на пассажиров. Ни на кого в особенности – взгляд плавал по озабоченным замкнутым лицам. Но все-таки это был взгляд сыщика. Парень поодаль, в спортивной футболке и клетчатой кепчонке, ничем не отличался по виду от других парней в кепке. Точно так же раскачивался вместе со всеми и вместе с трамваем, точно так же держался за кожаную петлю. И все же Зайцев сразу отметил: вор.
Щипачок был еще молодой. Может, и в картотеке нет. Зайцев наблюдал. Трамвай тряхнуло. Щипачок упал на дородную тетку с сумкой. «Пардон», – и задвигался, извиваясь в переполненном проходе, к выходу. Некогда, одернул себя Зайцев. Возвращаться на Гороховую с щипачком на буксире, сдавать, оформлять, терять несколько часов ему сейчас было совсем некстати.
В любом расследовании первые-вторые сутки решают, уйдет ли следствие в прорыв или дело повиснет.
Не было у него этих лишних часов.
Тетка все так же стояла. Большая, хмурая. Зайцев гадал, что там могло быть в ее кошельке. Рублишки, карточки да, может, дешевое зеркальце. Какой ленинградец не знает о карманниках? При себе кошелек держать надо, гражданочка. Отвернулся. Юрка Смекалов прав, убедил он себя: мелюзгу не переловишь, все равно сразу новая набежит.
Город жил своей жизнью, как лес или река. Через запыленное, в потеках окно Зайцев увидел, как щипачок спрыгнул, не дожидаясь остановки. Обокраденная женщина все так же устало глядела перед собой.
Трамвай перенесло через стоячую вонь Обводного канала. Дома лепились все еще плотно, по-городскому. Но за окнами все чаще мелькала зелень. В трамвае стало больше света. Зайцев прикинул: пора выгребать. Двинулся к выходу. Но внезапно повернул, цепляясь за петли, за поручни, тесня плечом пассажиров.
– А, это вы! А я смотрю, вы или не вы, – дружелюбно обратился он к обокраденной. – Тетка глянула подозрительно. А Зайцев уже нырнул рукой за борт пиджака. – Я же вам два целковых был должен. Ну так вот.