Укрощение красного коня (Яковлева) - страница 53
– Журов! – позвал Артемов.
Курсант шутливо козырнул Зайцеву. И конь послушно – тем же легким шагом – направился к инструктору с тонкой талией.
– Журов, конечно… – начал адъютант, но не договорил.
Зайцев бросил на него быстрый взгляд.
Адъютант смутился. На ходу приставил к фразе окончание – совсем не то, что чуть не выпало из его рта:
– Отличник курса. Наш первач.
– Комсомолец и спортсмен? – уточнил Зайцев.
Адъютант посмотрел на него полоумно. Кивнул.
– Они в Сиверской, видно, раньше управились…
Зайцев поднял руку, останавливая его ненужное вранье.
– Завтра побеседуем.
Журов на жеребце с подходящей кличкой Злой уже скрылся в проходе. Инструктор Артемов огладил ладонью седой ежик на голове, снова надел фуражку, заорал в проем:
– Уснули там?! За смертью вас только посылать! Арш! Арш! Арш!
И снова хлынул топот. Но уже ровный, смирный. Снова теплые пахучие волны одна за другой. На манеж выгоняли лошадей. Видимо, проминать или что там с ними полагалось делать. Зайцев невольно остановился, так и зажав в руке пыльную кепку. Остановился, поджидая его, и адъютант.
Солнце наполняло манеж золотым светом. Вычищенные сытые холеные животные блестели. Вспоминалось старинное, к советским будням никак не приложимое слово «муар». В этом царстве армейских гимнастерок, среди обшарпанных стен, с бытом общих столовых, общих казарм, общих уборных лошади поразили Зайцева царской роскошью. Черный шелк. Серый бархат. Золотой атлас. Нечистый песок подчеркивал их драгоценное сияние.
Но не только роскошь.
В царстве мужчин, среди грубых окриков, команд, презрения ко всему невоенному, не мужскому, лошади поразили Зайцева женственностью. Длинные хвосты. Длинные гривы. Черные влажные глаза. Одновременно и стройность, и округлость форм.
Да и в жеребце Злом, «редкой сволочи», было что-то женственное и роскошное – что не принадлежало жизни, в которой были партсобрания, приемы в комсомол, стенгазеты.
Зайцев смотрел на переливающийся круговорот. И понимал, что может вот так стоять, и стоять, и стоять – смотреть, смотреть, смотреть…
– Красиво, – не удержался адъютант.
– Идемте, – кивнул, наконец, и Зайцев.
Глава 5
– Собак терпеть не могу. Дрянные твари.
– Это чем же тебе, Нефедов, друзья человека не угодили? – пробурчал Зайцев, берясь за ручку кружки.
Не хотелось, чтобы Нефедов сейчас свернул на те их догонялки у Зоопарка, их прыжок вместе с псами в ледяную Неву. Неприятна была мысль, что на Нефедова все это «повлияло». Это значило бы впервые признать самому себе: «Да, и на меня тоже».
– А лошадей – люблю, – продолжал Нефедов как ни в чем не бывало. Осторожно подул на пену, потрогал ее губами, сделал глоток. И когда Зайцев уже думал, что тот не ответит, вдруг сказал: