– Лошади напоминают мне не очень умных, но добрых, терпеливых людей. Которые связались с дрянными и поделать ничего не могут. Возят грузы, возят пассажиров, в цирке служат. Такие штуки там откалывают, мамочки! – Вдруг оживилось совиное личико: – С нами служили наездники Джиоевы…
– Это когда ты Икаром был?
– Сыном, а не Икаром, – серьезно поправил Нефедов. – Наш гимнастический номер назывался «Икар и сыновья».
– А Джиоевы тоже, что ли, сыновья?
– Братья. Если не брехали. Кто их, абреков, знает. Может, такие же братья, как мы сыновья. Даже не однофамильцы. Не суть. Что их кони вытворяли! Только что человеческим голосом не говорили.
– А ты говоришь, не очень умные.
– Потому и говорю: не очень умные. Были бы умные, давно дали бы этим братьям копытом по морде и ускакали бы, – он отхлебнул пива, – своим умом жить.
Эта пивная на Загородном нравилась обоим за постоянный шум и толчею. Подавальщицы в несвежих фартуках были настолько утомлены разнообразием жизни, что добиться их внимания было невозможно. Посетители торчали вокруг высоких, на американский манер, столиков и галдели. Обсуждай что хочешь – никто не услышит. Зайцев сам себя едва слышал. Здесь можно было не опасаться чужих ушей. Нефедов наклонился к нему ближе:
– А что собачки-то?
– У нас сейчас лошадки первой очередью.
– Поют?
– Сам как думаешь?
– Один из абреков, Джиоевых этих, помню, бабу зарезал. Ну не зарезал, а так, напугал. Ну не совсем бабу, а лилипутку. Любовь у них была. Может, не любовь, а шуры-муры, поскольку баба эта жила постоянно с коверным. Ну не то чтобы жила…
– Ну да ну! Запряг, что ли?
– Вы меня не сбивайте, товарищ Зайцев. Короче, вызвали докторицу, а докторица не будь дурой – мильтонов. Те прискочили, а баба: «Ничего не знаю, упала. Поцарапалась при падении». А тут уже и коверный: вот, говорит, тут и упала. И все, значит, кивают. И мимо клеток, значит, провели. И где упала показали. И коверный больше всех. Чуть ли не сам при них упал – для пущего следственного эксперимента.
– Тоже мне вывод, – прервал эти мемуары Зайцев. – Это-то я и сам понял: рассказывать курсанты наши сами не побегут. Не та публика.
Молча сделали по глотку.
– Вот лучше расскажи ты мне, Нефедов, как дитя цирка, что такое закрытые коллективы с человеком делают, что потом хоть поубивают там, а стукнись к ним – встанут один за всех и все за одного. И рот на замок.
– Одна большая семья, – ответил Нефедов поверх кружки.
– Интересно, что семьи у Жемчужного, похоже, никакой и не было. Только кони да курсанты эти.
– Вы же вроде говорили, классовыми противоречиями там пахнет.