Он обернулся, чтобы поставить аппарат обратно на стол.
Соколова так и сидела, выпрямившись. Ноги вместе. Руки сложены, показывая кругленькие пуговички на манжетах. Потеки рвоты на блузке она, видимо, уже успела оттереть платочком. Выражение на лице: готовность.
Зайцев рассвирепел. Не в его правилах было кричать на женщин. Даже некрасивых. Даже активисток. Он перевел дух.
– Товарищ. Соколова.
Она засуетилась. Заелозила: тесная юбка мешала ей просунуть руку в карман.
– Я… Товарищ Зайцев… Вы не подумайте… У меня все есть… Вы не подумайте… Я получила…
Она вытаскивала и клала на стол какие-то бумажки, слегка помявшиеся в кармане. Лиловели печати.
– Вот. И бронь. И карточки. Я все получила. Меня товарищ Коптельцев ввел в курс. Вы не беспокойтесь. Я не больная. Мне уже хорошо. Я себя прекрасно чувствую. Великолепно. У меня вообще железное здоровье. Вот прямо же-лез-но-е.
– Какая бронь?
Круглые честные глаза были ему ответом.
– До Новочеркасска. Туда и обратно. Меня выделили. Комячейка ваша тоже одобрила. Я ваш дополнительный сотрудник.
Она неправильно поняла выражение на зайцевском лице. И поправилась:
– Сотрудница.
* * *
На кухне на этот раз горел свет. Зайцев остановился, облокотился на косяк.
Матрена развешивала выстиранное. Он узнал свои вещи: на веревке уже повисли зайцевская рубаха, тщательно составленные в пары носки, всякая дребедень. Остальное было чужим. Белело расправленное на веревке полотенце, богато вышитое красными нитками. «Матреша шила – птичка пела», – прочел он. А рядом – детские штанишки.
Женщина разогнула спину. Обернулась. Пугливый взгляд – ожидающий взгляд.
– А мы с Катериной стирку это… по очереди.
Они обе страшно беспокоились, что тощее зайцевское хозяйство давало им мало работы.
– Вот спасибо, – постарался приветливо выговорить Зайцев, давя зевок. – Очень стирка кстати. Мне все чистое нужно будет завтра с собой взять.
В глазах у Матрены заметалась паника.
– Катерина постирала. А я сполоснула. – Она медленно обтирала руки передником, руки дрожали. – А надолго едете-то? – Лицо ее стало совсем жалким. – Работы не будет, стало быть?
– Матрена, послушайте. Я не знаю, что у вас с Пашей за дела. И у Катерины тоже. И даже не спрашиваю. А только вот что я скажу. Если вы от мужа прячетесь, муж вас лупит, или ребенка смертным боем бьет, или пьет, или еще делом каким таким для милиции интересным промышляет, то бояться вам нечего. А надо заявить. Это вам не старые времена. Управу на него быстро найдем.
Лицо ее исказилось. Она покачала головой.
– Не бьет. Нету мужа, – выдавила она и посмотрела отчаянно. – Мне только бы работа чтобы, угол чтобы… Кормить. Не гоните! Христа ради.