ФЕРНАН: (обращаясь к Рене) Вы знаете, когда начнутся работы?
РЕНЕ: Думаю, до конца лета.
ФЕРНАН:…Имеется два выхода.
ГУСТАВ: Один надо уничтожить, а другой укрепить…
ФЕРНАН: Три ряда колючей проволоки. Стенка из мешков с песком. Две пушки, чтобы вести перекрестный огонь и держать весь парк под прицелом. Если кому-то вздумается высунуть нос из дома, он — покойник.
ГУСТАВ: Слишком глухая оборона! Оптимально было бы поставить одну пушку 75 калибра, но на высоте.
РЕНЕ: Мы втроем при достаточном количестве боеприпасов и ручных гранат могли бы держать позицию до конца сентября… А, может, и до середины октября.
ФЕРНАН: Вполне достаточно, чтобы они отложили работы до будущего лета.
ГУСТАВ: Вся эта история с ремонтом — просто катастрофа.
РЕНЕ: Не следует преувеличивать.
ГУСТАВ: Нашу террасу надо еще заслужить. Не все заслуживают такого вида. Взгляните, какой пейзаж! Чудесно!
РЕНЕ: С деревьями вдалеке?
ФЕРНАН: С деревьями! Это тополя, Рене!
ГУСТАВ: Видны тополя?
РЕНЕ: Да, да…
ГУСТАВ: Они качаются!
РЕНЕ: О, да…они шевелятся.
Густав и Фернан пристально смотрят на горизонт. Рене снова садится.
ГУСТАВ: Там в тополях, ветер шумит постоянно, а здесь нет ни дуновения. Вот уже шесть месяцев, как я здесь, и верхушка тополя непрерывно качается от ветра. Будто механизм вечного движения.
ФЕРНАН: Взгляните, как это красиво.
РЕНЕ: (бросает быстрый взгляд) Ммм…для меня они, пожалуй, слишком далеко.
ФЕРНАН: Мы говорим о шеренге тополей, там, вдалеке, которые колышутся от ветра…
ГУСТАВ:… А здесь — ни дуновения.
РЕНЕ: У меня от этого мелькания морская болезнь начинается.
ГУСТАВ: Они такие неторопливые…и гибкие, эти тополя. Отличные партнеры для ветра.
ФЕРНАН: Не то, что мы.
ГУСТАВ: (Рене) А вам тополя не слишком-то нравятся, правда?
РЕНЕ: Да нет, уверяю вас, очень нравятся: красиво, величественно…Кстати, ужин сегодня вечером — в 19 часов.
ФЕРНАН: Сегодня вечером?
РЕНЕ: Шассань.
ГУСТАВ: «В честь храброго Шассаня…»
ФЕРНАН: Ах, да, день рождения.
РЕНЕ: Все получат удовольствие, долго не задержат: тост, стихи — и в постельку.
ГУСТАВ: Вы прямо зациклены на этом Шассане. Шассань, Шассань, Шассань!
РЕНЕ: Хотя бы изредка можно ведь поучаствовать в зачаточной общественной жизни этой богадельни. Я не прав?
ГУСТАВ: До чего же надоел этот тип, ей богу. Вы получили свой стишок — отлично, и больше ни слова о нем.
РЕНЕ: Ладно! Вы становитесь агрессивны. Я вас оставлю.
ГУСТАВ: Еще и в позу встаете.
РЕНЕ: Нет, нет, оставляю вас наедине с вашими тополями…
ФЕРНАН: Ладно, Рене, мы против него ничего не имеем, только уж…
РЕНЕ: Вы правы, тип надоел… Бедный доходяга, единственная у него была радость — отпраздновать свои восемьдесят пять… Я глубоко сожалею: не просек, что для столь высоких умов вся эта история прозаична до отвращения.