сосредоточиться исключительно на боли, которую
испытывает тело. Он вручает мне четыре большие
белые таблетки.
— Это просто заглушит её, Сенна.
— Хорошо, — шепчу я, позволяя ему уронить их
в мою ладонь. Айзек протягивает мне стакан воды, и
я закидываю все четыре таблетки в рот.
— Айзек, — говорю я. — Пожалуйста, отдохни.
Он целует меня в лоб.
— Тише…
Когда я просыпаюсь, в комнате тепло. Я
заметила, что большинство моих важных моментов
здесь связаны с пробуждением и сном. Это то, что я
больше всего помню о заключении Сенны и Айзека:
Пробуждение, сон, подъём, отбой. И мало что
происходит между ними, чтобы заметить разницу:
мы бродим... едим... но, в основном, спим. И если
нам везёт, то когда мы просыпаемся - тепло. Теперь
присутствует
новое
ощущение
—
боль.
Я
осматриваюсь вокруг. Айзек спит на полу в
нескольких футах от меня. На нём одно одеяло,
обёрнутое вокруг. Его даже не достаточно, чтобы
прикрыть ноги. Хочу дать ему сво ё, но не знаю, как
встать. Я стону и падаю на подушки. Действие
обезболивающих
прошло.
Я
снова
голодна.
Интересно, ел ли он, в порядке ли. Когда это
произошло? Когда мои мысли переключились на
нужды Айзека? Я смотрю в потолок. Вот так же было
и с Ником. Началось с того, что он любил меня со
всей
своей
одержимостью.
Затем,
внезапно...
осознание.
В ту минуту как я позволила себе свободно
любить Ника, он бросил меня.
Три раза в день Айзек спускается вниз в
колодец, чтобы принести продукты и пополнить
запасы древесины. Мы используем ведро, чтобы
облегчиться, и в его обязанности входит опорожнять
е г о . Доктор передвигается осторожно. Я слышу
мужские шаги по скрипу половиц, пока он не
достигает лестницы, а затем шлёп, шлёп, шлёп по
ступеням. Я теряю звук, как только Айзек спускается
в колодец, но он никогда не задерживается там более
пяти минут, за исключением тех случаев, когда
стирает бельё или выбрасывает наш мусор через край
скалы. Стирка состоит из наполнения ванны снегом
и мылом, затем мужчина мусолит одежду в воде,
пока ему не кажется, что она чистая. У нас никогда
не было недостатка в мыле; на нижней полке
кладовой стопки белых кусков, которые завёрнуты в
белую бумагу. Они пахнут, как масло, так что более
чем один раз, когда я сгибалась от голода, то думала,
не съесть ли их.
Айзек использует меньший из двух фонариков,
тот, который я нашла, когда сломала ногу. Он
оставляет мне большой. Оставляет его рядом с моим