достаточно. Так что я обратила месть за то, что
случилось, на себя. Чувствовала себя бесполезной. Не
хотела, чтобы рядом со мной был кто-то стоящий.
Айзек и был таким человеком. Поэтому я избавилась
и от него. Но здесь мы были заперты и обезоружены.
Голодающие. Человек, который напевал « Розовый
Зиппо» мог быть сталкером, но был никем, по
сравнению со Смотрителем Зоопарка. Тот, может,
выслеживал тело женщины, но этот зверь
преследовал мой разум.
Что-то упирается в мой гипс. Айзек щёлкает
выключатель, который зажигает лампочки над
входной дверью. Так давно свет, а не тьма, был моим
компаньоном, что глазам требуется минута, чтобы
привыкнуть. Действительно, Смотритель Зоопарка
оставил мне что-то: ящик прямоугольной формы,
высота которого достигает колен. Ящик чисто белый,
блестящий и гладкий, как инкрустация раковины
устрицы. На крышке красные слова, буквы выглядят
так, будто кто-то обмакнул палец в кровь, прежде
чем их написал.
« Для И.К. »
Моя реакция больше внутренняя. Вся моя суть
корчится так, как будто я открытая рана, и кто-то
высыпал на меня соль, как на одну из тех улиток,
которую ребёнок по соседству использовал для своих
пыток. Я, спотыкаясь, иду вперёд и наклоняюсь к
коробке. Пожалуйста, Боже, пожалуйста, пусть
это будет не кровь.
Не кровь.
Не кровь.
Моя рука дрожит, когда опускается вниз, чтобы
коснуться слов. Я тянусь к букве «И», рассекая её
пополам. Она высохла, но кусочки прилипают к
кончику пальца. Я кладу палец в рот, красные
крошки соприкасаются с языком. Всё это время
Айзек стоит, как статуя, у меня за спиной. Затем я
наклоняюсь, позволяя костылю упасть, начинаю
стонать от горя и чувствую руки Айзека вокруг своей
талии. Он тянет меня обратно в дом и пинком
захлопывает дверь.
— Не-е-е-е-ет! Это кровь, Айзек. Это кровь.
Отпусти меня!
Он держит меня сзади, пока я вырываюсь,
пытаясь от него уйти.
— Шшшш, — шепчет он мне в ухо. — Ты
можешь повредить ногу. Сядь на диван, Сенна. Я
принесу его тебе.
Я
прекращаю
вырываться. Не плачу, но
почему-т о из моего носа течёт. Я поднимаю руку и
вытираю его, пока Айзек уносит меня в гостиную и
опускает вниз. Диван едва ли можно назвать
диваном. Мы разобрали его на части, чтобы сжечь,
когда обнаружили, что под обивкой была деревянная
рама. Подушки вспороты, они проваливаются подо
мной. Задняя часть дивана отсутствует, некуда
опереть спину. Я сижу прямо, а нога торчит передо
мной. Моя тревога усиливается с каждой секундой от
того, что Айзека нет. Мой слух следует за ним к