уверен, насколько большой генератор, и что,
возможно, топливо в нём уже на исходе.
— О чём ты думаешь? — спрашиваю я,
вглядываясь в его лицо.
— О комнате с каруселью, Сенна. Мне кажется,
что она что-то значит.
— Я не хочу говорить о комнате с каруселью.
Мысли о ней пугают меня.
Он резко поворачивает голову ко мне.
— Мы поговорим об этом. Если только ты не
хочешь остаться запертой здесь навсегда.
Я качаю головой, наматывая бледную прядь
волос на палец.
— Это совпадение. И ничего не значит.
О н растягивает губы, обнажая зубы, и качает
головой из стороны в сторону.
— Дафни беременна.
И вот наступает такая тишина, что я слышу, как
к моим глазам устремляется вода. Мой взгляд
устремляется к его лицу.
— Когда я в последний раз её видел, было
восемь
недель.
—
Он
облизывает
губы
и
поворачивается, чтобы посмотреть на меня. — Мы
сделали
три
попытки
оплодотворения,
чтобы
забеременеть, пережили два выкидыша. — Айзек
потирает лоб. — Дафни беременна, и мне нужно
поговорить о комнате с каруселью.
Я тупо киваю.
Чувствую что-то. Я отталкиваю это. Хороню
это.
— Кто знает о том, что случилось? — мягко
спрашивает он. Я наблюдаю, как огонь поедает
бруски. На мгновение я не уверена, какой случай
Айзек имеет в виду. Их было так много. «Карусель»,
— напоминаю я себе. Эта память такая странная.
Ничего особенного. Но очень личное.
— Лишь ты. Вот почему кажется, что вряд ли...
— Я смотрю на него. — Может ты…?
— Нет... нет, Сенна, никогда. Это был наш
момент. После я даже не хотел думать об этом.
Я верю ему. На долгую секунду наши глаза
пересекаются, а прошлое, кажется, парит между
нами мыльным пузырём. Я первая отвожу взгляд,
глядя на свои носки. Цветные носки, не белые. Я
искала белые, но всё, что было куплено для меня —
это длинные носки до колен с рисунком. Полная
противоположность моему характеру. Я ношу свои
новые цветные носки поверх колгот. Сегодня они
фиолетовые с серым. Диагональные полосы.
— Сенна?
— Да, прости. Я задумалась о своих носках.
Он смеётся через нос, как будто предпочёл бы
не смеяться. Я бы тоже предпочла, чтобы доктор не
смеялся.
— Айзек, то, что произошло на карусели,
было... личным. Я не говорю с людьми о личном. Ты
знаешь это.
— Хорошо, давай забудем, что этот... этот...
человек знает. Давай предположим, что он может
знать. Это может быть ключом.
— Ключом? — произношу я в недоумении. — К
чему? Нашей свободе? Это что, игра?
Айзек кивает. Я вглядываюсь в его лицо, выискивая