прижалась ухом к дереву. Не слышала никакого
движения. Я сделала семь шагов назад до тех пор,
пока не упёрлась ногами в кровать, широко раскрыла
руки и упала назад.
Когда мне было семь, мать бросила отца. Она
бросила и меня, но, в основном, оставила отца. И
сказала
мне об этом, прежде чем вынесла два
чемодана за дверь и забралась в такси. «Я должна
сделать это ради себя. Он медленно убивает меня. Я
не оставляю тебя, я ухожу от него» .
У меня никогда не было мужества спросить, почему
мать не забрала меня. Я наблюдала в окно гостиной,
как она уезжала, прижав руки к стеклу и безмолвно
умоляя
ОСТАНОВИТЬСЯ...
Прощальные
слова,
которые она мне сказала: « Ты будешь чувствовать
меня, падая назад». Мать поцеловала меня в губы и
ушла.
Я никогда не видела её снова. А всё время
пыталась понять, что она имела в виду. Моя мать
была писательницей, одной из малоизвестных
вычурных писак, которые окружали себя цветом и
звуком. В конце семидесятых она опубликовала два
романа, а затем вышла замуж за моего отца, который,
как утверждала мать, высасывал из неё всё
творчество. Иногда мне казалось, что я стала
писателем просто, чтобы она заметила меня. Как
следствие, я была очень хороша в этом. И не
чувствовала её, падая назад.
Я смотрела в потолок и задавалась вопросом,
как чувствует себя человек, держащий чью-то жизнь
в своих руках, а затем, смотрящий, как она ускользает
прочь. Как Айзек. И когда это я начала называть его
по имени? Я чувствовала, что проваливалась в сон, и
закрыла глаза, приветствуя его. И проснулась от
собственного крика.
Кто-то держал меня, я извивалась то влево, то
вправо, чтобы вырваться. Я закричала снова, и
почувствовала горячее дыхание на шее и лице. Треск,
и дверь спальни распахнулась. Слава Богу! Кто-то
здесь, чтобы помочь мне . И тогда я поняла, что была
одна, погружённая в остаток сна. Здесь никого не
было. Никто не нападал на меня. Айзек склонился
надо мной, произнося моё имя. Я слышала, как
кричу, и мне было так стыдно. Я закрыла глаза, но не
могла
остановиться. Не могла отделаться от
ощущения жестоких, безжалостных рук на своём
теле, разрывающих, давящих. Я закричала громче,
пока мой голос не отрастил ногти и не вонзил их в
горло.
— Сенна, — произнёс доктор, и не знаю, как я
услышала его сквозь шум, который создавала, — Я
собираюсь прикоснуться к тебе.
Я не сопротивлялась, когда Айзек залез в