— Какое преступление он совершил?
— Никакого. По крайней мере, я так полагаю. Он мне рассказал, что в течение некоторого времени жена имеет намерение убить его.
— Как он это заметил?
— Он ушел прежде, чем сообщил мне детали. Все, что я знаю: он нашел в кладовке, где хранятся швабры и моющие средства, флакончик с довольно большим количеством фосфата цинка.
Пардон стал более внимательным.
— Он сам отдавал порошок на анализ и, похоже, прочитал о фосфате все, что нашел. И принес нам образец.
— Вы хотите знать, яд ли это?
— Полагаю, это токсичное соединение.
— Очень токсичное. В некоторых местностях его используют для уничтожения полевых мышей. Он болел?
— Неоднократно чувствовал недомогание.
— Он подал заявление?
— Нет. Исчез из моего кабинета прежде, чем сказал, чего хочет. Вот это-то меня и беспокоит.
— Кажется, я понимаю… Он ходил к Стейнеру? Вместе с женой?
— Нет. Один. С месяц назад он обследовался, чтобы убедиться…
— …что не сумасшедший?
Мегрэ кивнул и, раскурив погасшую трубку, продолжал:
— Я мог бы вызвать его в свой кабинет и даже заставить пройти медосмотр, коль скоро Стейнер укрывается за врачебной тайной. Когда я говорю «мог бы», я, возможно, немного преувеличиваю, потому что против него ничего нет. Он пришел ко мне по своей воле. Рассказал историю, которая выглядит совершенно правдоподобно. Ни он, ни кто бы то ни было другой не обращался в полицию с официальным заявлением, а закон не запрещает хранение некоторого количества токсичного вещества. Вы понимаете проблему?
— Понимаю.
— Возможно, его история — правда. Если я схожу к его начальству, расспрошу о его поведении, то могу доставить ему большие неприятности, поскольку в крупных универмагах, как и в госучреждениях, не любят людей, к которым проявляет интерес полиция. Если начну расспрашивать консьержку и соседей, по кварталу поползут слухи…
— Вы понимаете, о чем просите, Мегрэ? Высказать мнение о человеке, которого я никогда не видел, да и вы его практически не знаете. К тому же я всего лишь районный врач, имеющий очень смутные представления о невропатологии и психиатрии.
— Помню, я видел в вашей библиотеке немало книг по психиатрии…
— Между моим интересом к ней и возможностью поставить правильный диагноз — пропасть. В целом вы хотели бы знать причину, по которой он пришел рассказать вам свою историю?
— Это первый вопрос. Он продолжает жить с женой и, похоже, не собирается с ней расходиться. Не попросил меня арестовать ее или хотя бы начать в отношении нее расследование. А когда мне пришлось выйти из кабинета — всего на несколько минут, поскольку меня вызвали к начальнику, — он убежал, как будто не захотел исповедоваться до конца. Это вам ни о чем не говорит?