Время шло, и в деревне его начали забывать, как часто бывает с тем, что у тебя под носом.
Но вдова Йоханнеса его не забыла. О нет, совсем наоборот!
Она не спала ночами, думая не о своем покойном муже, но об этом наросте, который, может быть, все еще растет между его лопатками — даже в могиле. Некому его выдавить, размышляла она, и он продолжит увеличиваться. Вдова представляла его в темноте гроба, как он растет, растет, растет — и никто о нем не позаботится. Он покинут.
Женщина думала о прыще как о своей собственности.
И, по правде говоря, она по нему скучала. Ей недоставало процесса выдавливания. Она скучала по звуку, с которым прыщ лопался.
Она не могла совладать со своими мыслями. И ей стало ясно, что надо что-то делать.
Поэтому одной безлунной ночью старуха тихо выбралась из спящей деревни и направилась окольным путем вдоль берега реки в сторону церкви.
Войдя внутрь, она перекрестилась, дюжину раз прочитала «Отче наш» и две дюжины раз «Аве Мария» и с помощью крепкой кочерги, которую она принесла с собой, завернув в шаль, отодвинула крышку гроба.
Я снова сделала паузу в своем повествовании и осмотрелась. Огонь свечи горел совершенно ровно и тянулся вверх. Никто не дышал.
Даже Джумбо открыла рот от удивления.
— И?.. — прошептала она хрипло, и ее голос растаял в темноте, словно дым от сгоревшей спички.
— Там, в каменном гробу, лежал мельник, точно такой, каким она его видела в последний раз. На самом деле он совершенно не изменился. Может быть, каким-то чудом он стал нетленным, как, говорят, случалось с некоторыми святыми?
Или — и ее волосы встали дыбом при этой мысли — он до сих пор жив?
Я опять замолчала, чтобы мои слова произвели должный эффект. Одна девочка в дальней части круга начала всхлипывать.
— С трудом она… перекатила… его… на живот, — медленно произнесла я, — и сняла саван… в который было завернуто его тело… целиком, за исключением головы…
К этому моменту тишина стала невыносимой. Я позволила ей продолжаться, наблюдая за реакцией каждой слушательницы.
— И там… там был огромный фурункул, он вырос размером с гранат — и приобрел такой же бордово-синюшный цвет, как будто он был переполнен кровью!
Руки вдовы затряслись, когда она потянулась к этой штуке…
И когда она достигла цели, неожиданно раздался гулкий стон!
«Не-е-е-е-е-е-е-е-е-е-е-е-е-е-е-ет!»
Как будто труп мельника запротестовал, как будто он хотел приберечь это сокровище для себя, унести в вечность. Рубин из кожи.
Несмотря на ужас, старуха придвинулась еще ближе. Дело займет лишь миг, и потом она уйдет, исполнив свой долг. «И пусть Господь решает, — подумала она, — права я или нет».