Наконец она бросила взгляд на часы.
— Надо возвращаться, — сказала она. — Мы разделимся и пойдем разными маршрутами, когда окажемся в четырех кварталах от дома.
Дом. Какое странное слово, как странно оно ощущается.
Как много времени прошло с тех пор, как у меня был дом.
Итак, мы отправились в долгую прогулку… домой.
Многое из того, о чем мы говорили, мне запрещено доверять бумаге.
Глухо зазвенел будильник. Я полезла под подушку и угомонила эту штуковину, потом достала ее взглянуть, который час. Три часа ночи.
Мисс Фолторн положила будильник в мою кровать, как и обещала, пока я была на уроках. Это были большие важные часы со стрелками из радия, светившимися в темноте зеленью, и звонком такой громкости, чтобы его было слышно из-под подушки, но не за пределами моей комнаты.
Я потянулась, выбралась из постели на холодный пол и торопливо оделась, стараясь быть тихой, как мышь.
Имелось несколько важных причин, призывавших меня в «Эдит Клейвелл», как объяснила мне мисс Фолторн, и не последней из них были мои «звездные занятия», как она шутливо назвала их; она попросила мистера Тага смазать дверные петли, чтобы я могла входить и выходить в полнейшей тишине.
Конечно, кое-кто из девочек ворчал, за какие-такие заслуги паршивая четвероклассница получила отдельную комнату, но было сказано, что по некоторым причинам я неподходящая соседка — преувеличение, конечно, хотя я не могу это доказать.
Какое-то время я была объектом шуток, но вскоре все утомились и переключились на свежие пакости и более легких жертв.
Мисс Баннерман ожидала меня в химической лаборатории. Она уже закрыла окна тяжелыми глухими портьерами, специально повешенными, чтобы проводить кое-какие эксперименты со светом (но об остальном я должна умолчать) и показывать обучающие фильмы в полной темноте.
Для трех часов ночи мисс Баннерман выглядела на удивление свежо. Пожалуй, более подходящим словом будет «жизнерадостно». Ее волосы были идеально уложены, как будто она только что вышла из парикмахерской, и от нее пахло лилиями. Она очень напоминала мне юную хористку Одри Хепберн, на которую как-то раз обратила мое внимание тетушка Фелисити в один из наших редких визитов в театр в Вест-Энде.
«Я знала ее в прежней жизни», — прошептала моя тетушка.
«Не думала, что вы верите в реинкарнацию, тетушка Фелисити», — заметила Фели.
«Не верю, — отрезала та. — Ш-ш-ш!»
… — Доброе утро, Флавия, — радостно приветствовала меня мисс Баннерман. — Добро пожаловать на мою кухоньку. Желаешь чашку чаю?
— Да, пожалуйста, — ответила я, немного волнуясь.