Одуванчики в инее (Зверева) - страница 108

– Ты меня напугал, – улыбнулась она и показала мне красное пятно на запястье. – Обожглась даже.

– Прости, – расстроился я. – Мам, что-то случилось?

– Нет… – Мама подняла тонкие брови. – Почему должно что-то случиться? – Она подошла ко мне, положила руки на мои плечи и чмокнула в макушку. – Если я решила приготовить сыну пирог, это не значит, что что-то случилось.

Я нагнулся в сторону и покосился из-за маминой спины в открытую духовку. В ней и правда стоял немного подпаленный пирог. Я судорожно начал вспоминать праздники, про которые мог забыть. Но на ум ничего не приходило.

– Просто так, – добавила мама, заметив мои метания. – Захотелось провести с тобой время. Можно? – спросила она с легким надрывом.

Наконец еще слегка недоверчивая улыбка расползлась по моему лицу.

– Да… Да… – заволновался я. – Я сейчас! Сейчас!

И бросился раздеваться.


На улице сквозь серое, угрюмое небо местами прорывался разодранный на длинные огненные куски закат. Снег не шел, и не шел даже дождь, и воздух без препятствий разливался над блестящими крышами города. Мелкие птицы пользовались моментом и стремглав пролетали от одного убежища к другому, а внизу, на сырой земле нашего двора, стоял Мистер Икс и неподвижно смотрел вверх. Может быть, он ждал луны, слишком давно не почитавшей нас своим присутствием. А может, просто любовался разыгрывающейся на небе симфонией.

Мы молча поедали сухую шарлотку и запивали ее теплым какао, иногда переглядываясь и застенчиво улыбаясь друг другу. Мне не хотелось говорить лишь бы что, дабы не нарушать волшебство этого столь редкого момента, но завести разговор про папу я не решался. Всегда, когда я смотрел на маму, мне хотелось поговорить о папе, но я уже давно не предпринимал никаких попыток в этом направлении, потому что подобные вопросы только раздражали и расстраивали маму до слез. И тем не менее. Тем не менее мне всегда казалось, что мамы не может быть без папы, и что раз его нет, то нет отчасти и ее.

– Василек мне рассказал, что ты здорово напугалась тогда… когда меня увезли на «Скорой», – проговорил я наконец, и она отвела взгляд. – Прости, пожалуйста. Я не хотел.

– Понятно, что ты не хотел. Давай уже не будем об этом. Слава богу, все обошлось.

Голос ее был грустным. К сожалению, он был грустным, даже когда она была во вполне веселом настроении. Но сейчас она и не была веселой, сейчас она была задумчивой.

– И еще он сказал, что ты тогда пила чай с мамой Пантика и… и Лялькой Кукаразовой, – продолжил я, нервно затеребив свою чашку.

Мама пожала плечами.

– Да? Ну да, может быть. Толком не помню.