Папа ступил к нам из лифта на лестничную площадку. И тут я наконец переборол свое парализованное состояние, издал истошный вопль и бросился к нему.
– Папа! Папа! – кричал я во все горло так, чтобы меня услышал весь город. Я не произносил это слово слишком давно. – Папа! Ты вернулся!
– Да, я вернулся, – отозвался папа немного сиплым голосом, выпустил посох и сумку и протянул руку маме, придерживая меня другой. – Вы меня ждали?
Мама смотрела на него круглыми от неверия и ужаса глазами и отчаянно всхлипывала.
– Еще бы, конечно, ждали! – воскликнул я и раскатисто рассмеялся. – Я писал тебе письма! Много-много писем! – Внезапно что-то кольнуло меня, и я осекся. – Только не отправил ни одного…
– Не волнуйся, я все получил, – сказал папа, не сводя взгляда с мамы. – Облака впитывали твои слова и обрушивали их дождем прямо на мое море.
Я вцепился со всей силой в папин холодный плащ и зарылся в него лицом.
– И твои слова, – услышал я папин шепот, – и твои слова они мне тоже доносили. Веришь ли? И слезы, и проклятия – все доносили. И надежду тоже. Я не обманул тебя. Все было правдой, любовь моя. Все.
И я почувствовал напряжение папиных мышц, когда он наклонился, чтобы поднять маму. И содрогания мамы, когда она обвила нас обоих руками и прижала так крепко, что даже стало больно. Так мы и стояли посреди воды, стекла и света. И я знал, что никогда в жизни не перестану верить в сказки. Как и обещал Сигимонде. А когда мы прошли обратно в квартиру, и я зашел в свою комнату, чтобы оставить маму с папой наедине, на подоконнике открытого окна сидел Джек.
На торжество Татьяны Овечкиной и доктора мы спустились уже не с водой, а с гранатовым вином, которое папа извлек из своей пропитанной солью сумки. К счастью, в моих заваленных шкафах нашелся сосуд, дивно подходящий именно под рубиновую жидкость.
Наш двор невозможно было узнать. Никогда я еще не видел в нем столько людей. Но дело было не только в красивой толпе. И не только в музыке и праздничном оформлении. Поразительным было то, что в тот день на празднике собрались все. И Лялька Кукаразова, и ее гости, и дворовые мамаши, и папы, и дети, и старики, и приглашенные, и случайные захожие, и собаки, и птицы. Все. И все были вместе.
Смеясь и отхлебывая вино, тетя Света приобнимала тетю Юлю, пока сестры Марч рассказывали им об английских призраках. Господин Пётэтре сидел между Пелагеей и господином Дидэлиусом и красноречиво рекламировал девушке волшебные баночки.
– Я понял, что жизнь слишком коротка, чтобы быть богатым и несчастным, – махал он рукой в постепенно сгущающихся сумерках, и фонарики погружали его лицо в игристое разноцветье. – Вчера я в последний раз запер дверь банка на ключ. А завтра я отправляюсь в путь!