Через два часа я вылетела в Москву. А еще через неделю — в Стамбул, откуда отправилась прямиком на границу с Сирией, в охваченный боевыми действиями район. У меня было новое задание, а сунжегорская операция была принята, подписана и сдана в архив.
* * *
Я слышу, как где-то на дне сумки приходит сообщение на мобильный, и словно просыпаюсь от долгого сна. Воспоминания, так ярко стоявшие перед глазами еще пару секунд назад, постепенно тускнеют. И вот я снова оказываюсь в комфортабельном автобусе, под головой у меня мягкая спинка кресла, на коленях лежит моя сумка. За окном понемногу начинает светлеть. Круглая белесая луна уже укатилась куда-то, и небо, еще недавно кромешно-черное, слегка выцвело, посерело, подернулось вдоль горизонта багровой полосой.
Я запускаю руку в сумку, вытаскиваю мобильник и несколько секунд смотрю на экран, где высвечивается имя отправителя эсэмэс. Тимур.
Там, в Сунжегорске, тоже уже наступило утро. Он, наверное, только что проснулся. А может, не ложился всю ночь, работал? Сидел на срочном ночном совещании? Или, быть может, снова что-то пошло не так, снова что-то напомнило ему о том летнем дне в таджикском горном кишлаке, и он, как в тот раз, засел один у себя в кабинете с бутылкой виски? Интересно, кто теперь вызывает ему водителя?
Я смотрю на экран телефона и понимаю, что мне страшно открывать это сообщение. Мне, никогда ничего не боявшейся, принимавшей участие во множестве боевых операций, привыкшей работать на охваченных войной территориях, где при звуке разрывающихся бомб иногда даже ленишься спускаться в убежище, мне страшно прочитать эсэмэс от человека, с которым несколько лет назад меня связывало всего лишь задание.
Все дело в том, что… Мне недавно исполнилось тридцать семь, а значит, я получила право подать в отставку, выйти на пенсию, попытаться вспомнить, не забыла ли я, каково это — жить нормальной жизнью. И где-то у меня внутри вдруг забрезжила сумасшедшая идея. Я вспомнила, как Тимур, прощаясь, сказал мне: «Возвращайся. Мы будем тебя ждать».
И подумала: «А что, если…» Что, если мне действительно подать в отставку и вернуться туда, в Сунжегорск? Вернуться на прежнюю свою работу — только теперь уже она станет для меня не просто прикрытием, а основным занятием. Я снова буду рядом, снова буду разговаривать с ним, писать для него речи, редактировать его тезисы для очередной публикации. Буду видеть его по утрам, когда он, как всегда собранный, невозмутимый, властный, проходит по коридору в свой кабинет, на ходу кивая подчиненным. Буду заглядывать к нему, чтобы передать на утверждение очередной текст, и видеть, как он сосредоточенно хмурится, склонившись над сводками, как спорит с кем-то по телефону и под высокими скулами его играют желваки. И, может быть, когда-нибудь, в минуту слабости, я снова смогу протянуть ему руку помощи. Вот только на этот раз мне не нужно будет мучиться двойственностью моего положения. Я не стану ничего вынюхивать, влезать в личную переписку, прослушивать звонки. Я просто буду честно выполнять свою работу, буду рядом с ним. Разумеется, не надеясь ни на что большее, чем хорошие приятельские отношения.