Я сижу у окна на 32-м этаже недавно отстроенного небоскреба. В ресторане, где предупредительные официанты спешат предугадать любое мое желание. В чашке плещется отменный черный кофе.
Я смотрю, как солнце медленно опускается за начинающую зеленеть цепь анатолийских холмов, как гудит внизу огромный город, соединивший в себе османское великолепие и бешеный ритм современности. Жизнь в нем кипит: снуют туда-сюда желтые такси, хлопают двери, окна, звенят голоса. Бродят по улицам толпы туристов, а в воздухе разлит непередаваемый запах каштанов — я могу уловить его даже здесь, на 32-м этаже.
Босфор, вечный и величавый, неспешно катит свои бездонные синие воды. И отсюда, с моего высокого наблюдательного пункта, мне видно, как скользят по нему корабли: большие, степенные и маленькие, юркие. Они плывут по нему, как и сотни лет назад — только тогда это были галеры… А по берегам пролива, как и в стародавние времена, испытывают удачу крикливые рыбаки. Мне видно, как двое мужчин в выгоревших футболках вытаскивают из воды какую-то здоровенную, мясистую рыбину.
На набережной полно людей. Они спешат по своим делам и толпятся у пристаней, чтобы, избежав бешеных дорожных пробок, попасть в другую, азиатскую часть города, переплыть туда на пароме. Молодые и старые, красивые и обыкновенные, великодушные и черствые, смешливые и мрачные. У каждого из них своя жизнь, у кого-то невероятная, захватывающая, наполненная риском и азартом, у кого-то — обыденная, с виду ничем не примечательная. Но каждая из этих судеб, из этих частичек огромного мироздания интересна мне, словно одержимому страстью коллекционеру.
Мне всегда, с самого детства свойственна была крайне богатая фантазия, заставлявшая меня порой сочинять самой себе совершенно иные, не имеющие ничего общего с действительностью, биографии. Еще будучи школьницей младших классов, я иногда могла придумать о себе такую захватывающую историю, что мои случайные слушатели лишь пораженно цокали и качали головами. Я не то чтобы начинала верить в свои вымыслы сама, я всегда различала грань между правдой и фантазией, это было для меня сродни творческому процессу — придумать, разработать, прожить чужую судьбу — да так, чтоб поверили другие. Этакая мистификация, иллюзия, сотканная из собственных фантазий, чужих историй, подсмотренных сценок, прочитанных книг. Стать на минуту другим человеком, проникнуться его мыслями, чувствами, жизненным опытом и заставить других поверить в его историю. Для меня уже тогда актерство и писательство шли рука об руку.
