— Дети едут! — крикнула она своим низким голосом и вихрем бросилась в сени.
Корчинский, точно бомба, начиненная порохом, двумя скачками очутился за порогом комнаты; пани Эмилия медленно поднялась с кушетки.
— Тереса, милая моя, дай мне, пожалуйста, мантилью, перчатки и платок на голову!
Пани Эмилия оперлась дрожащими руками о стол. Она не притворялась: нервы ее действительно были до крайности расшатаны.
На крыльце стоял Корчинский, изменившийся в одну минуту до неузнаваемости; теперь в его блестящих глазах не было и следа недавней грусти, морщины на лбу исчезли, а губы радостно улыбались под длинными усами. Рядом с ним стояла Марта, на ее желтых щеках выступил яркий румянец; глаза ее учащенно моргали, а губы шептали: «Милые мои, ненаглядные». Нетрудно было угадать, что те, кого тут встречали, бросятся, прежде всего, в объятья именно этих людей.
У входных дверей Тереса, с помощью пана Кирло, устанавливала кресло, в которое тотчас же бессильно опустилась пани Эмилия.
— Тереса, — шепнула она, — ради бога, лавровишневых капель… А вы, пан Кирло, возвратитесь к пану Ружицу; его неловко оставлять одного.
Через несколько минут перед крыльцом остановилась четырехместная бричка, из которой почти одновременно выскочили: стройный русоволосый юноша и девочка лет пятнадцати. Посыпались поцелуи, вопросы, все голоса смешались… Слышны были басовые ноты голоса Марты, смех девочки, быстрая речь юноши, спазматические всхлипывания пани Эмилии и пискливые возгласы Тересы, тщетно призывавшей горничных, чтобы отнести больную в ее комнату.
Ружиц и Кирло рассеянно смотрели в окно на сцену, происходившую на крыльце.
Вдруг Ружиц отвернулся от окна и спросил:
— Кто это такая… панна Ожельская?
Кирло расхохотался.
— Ага! Приглянулась, видно? Правда, она недурна, но не по моему вкусу, — холодна чересчур, эксцентрична…
Ружиц пожал плечами.
— Вкусы бывают разные, — флегматически проговорил он и начал подпиливать маленькою пилкой свои холеные ногти.
— Должно быть, бедная? Бесприданница? — спросил он немного погодя.
— Пять тысяч рублей отданы под проценты пану Бенедикту… Что это за приданое!.. Собственно говоря, никакого приданого, а горда при этом, как княжна, и зла, как оса.
— Да, и я заметил это, — сказал Ружиц.
По его лицу промелькнула ироническая улыбка.
— Девушка с темпераментом, — немного погодя добавил он.
Кирло проницательно заглянул ему в лицо своими пытливыми глазками.
— Ой, не воспламеняйтесь так быстро! — сказал он. — Темперамент, темперамент! Был — да весь вышел…
Тонкие черные брови молодого пана дрогнули; дрожь пробежала по всему лбу и скрылась под его поредевшими, слегка подвитыми волосами. Однако это не помешало ему спросить равнодушным, даже слегка шутливым тоном: