— Зачем детям водку даешь! Не знаешь, что я детям водки не даю да еще как следует отчитаю, если попросят! Глупая девчонка! На тебя ни в чем положиться нельзя!
— Подумаешь! — огрызнулась Ципа. — А что в этом толку? Если мы не дадим, они пойдут в кабак напротив и там получат водку! Лучше уж нам заработать!
Немного погодя Юлианка ушла из лавки. Проходя по двору, она заметила, что у ворот кто-то лежит. Девочка узнала Антка. В первое мгновение ей стало страшно — как всегда, когда она видела мальчика. Юлианка сначала отпрянула, затем остановилась немного поодаль, не спуская с него глаз. Пьяный Антек спал мертвым сном. Рубашка на груди у него была распахнута, куртка испачкана, голова и ноги лежали в грязи.
— Ну и напился! — промолвила тихонько девочка и подошла поближе, понимая, что сейчас он для нее не опасен, потом прошептала: — Вот теперь-то я тебе колотушек надаю!.. Исколочу!
При мысли о предстоящей мести Юлианка громко рассмеялась. Сжав кулачки и наклонившись к мальчику, она продолжала:
— Вот когда ты на себе почувствуешь, что это такое! Вот как стану я тебя бить, так ты узнаешь, каково это… Натерпелась я… сколько синяков ты мне наставил… а теперь от меня получишь… уж я тебя измолочу, исщипаю, исцарапаю…
У Юлианки горело лицо, глаза сверкали в темноте, губы дрожали. Она все еще сжимала кулачки и уже готова была опустить их на неподвижно лежавшего Антка, как вдруг опомнилась… У нее, очевидно, мелькнула какая-то мысль, она боролась с собой.
— Простить! — шептала она. — Старая пани говорила: «Прости!»
Она раздумывала:
«Если я сказала старой пани: „прощу“, значит надо простить».
И потом опять:
«А хорошо бы сейчас поколотить его…»
Но кулаки постепенно разжались. Девочка вздохнула.
— Нет, — сказала она, — я прощу. Может, я еще увижу когда-нибудь старую пани и скажу ей: «Я простила Антка, не стала его бить!» И она обрадуется…
Склонив набок голову и приложив палец к губам, она еще долго над чем-то думала, потом, внезапно решившись, сказала:
— А еще я помолюсь за него, чтобы он был хорошим и не огорчал свою маму.
Она опустилась на колени. Какое странное зрелище! Покинутый всеми ребенок, в сумерках уходящего дня, на коленях перед пьяным подростком, молит вполголоса, сложив ручонки:
— «Отче наш, иже еси на небесех, да приидет царствие твое!»
В ту пору Юлианке исполнилось семь лет, но на вид ей можно было дать меньше; она росла медленно. Быстро отрастали у нее только волосы, обрамлявшие густыми смоляными локонами маленькое худое личико с бледными губами и огромными угольно-черными главами. Одета она была в старую длинную юбку, которая не покрывала босых израненных ног; из-под старой, полинявшей кофты, когда она распахивалась, виднелась грязная рубашка. Вид у девочки был жалкий, неопрятный, но густые волосы и замечательные глаза, глядевшие на мир с несвойственной ее возрасту задумчивостью, привлекали внимание посторонних людей.