Левая сторона моего лица счесана и покрыта синяками. На шее следы от удушья, а волосы с выгоревшим желтоватым оттенком. Распухшая нижняя губа, которая все еще кровоточит и красные от слез глаза.
Он останавливается на обочине и выходит из машины, не проронив ни слова.
Я оглядываюсь по сторонам, пытаясь показывать хоть какие-то знаки проезжающим машинам.
Бесполезно. Тонированные стекла делают свое дело. Пытаюсь найти хоть один острый предмет чтобы разрезать скотч, но любое движение сдавливает мне шею. Пытаюсь развязать повязку, но та слишком плотно завязана, поэтому я берусь её разрывать.
Откидываю ткань в сторону и прикладываю прохладные ладони к месту на шее, где горит кожа. Тянусь связанными руками к двери, но она закрыта. Тянусь к той, что со стороны Тома — она тоже. Подбираю повязку с пола и обкручиваю ей локоть. Замахиваюсь рукой в тот момент, когда дверь машины открывается и он садится на переднее сиденье.
Мое сердце выскакивает из груди от страха, но он, кажется, ничего не заметил.
Откидываю порванную ткань на пол и поднимаю голову в тот момент, когда он протягивает мне картошку фри.
— Ешь, — указывает Том, а я с подозрением смотрю в его глаза. Затем сквозь него на открытую дверь, которая медленно закрывается.
Я выхватываю пакет из его рук и закидываю несколько картошин в рот. Несомненно, я все еще в ужасе, нескрываемой истерике и страхе, о того, что меня ждет впереди, но еда это первое, что придаст мне сил, а не питалась я уже около четырех дней.
Я набиваю свой рот сполна и тянусь связанными руками за водой. Его это забавляет, и он убирает бутылку. Я ловлю себя на мысли что готова проткнуть ему глаза ключами от зажигания, потому что если я не запью, то поперхнусь.
Он отдает мне бутылку с водой, и я надеюсь, что теперь мы отправимся назад, но нет, он следует дальше, по неизвестным мне улицам. Пакет с картошкой падает к моим ногам, как только машина резко тормозит на обочине. Я вижу, как по его лицу расплывается довольная улыбка.
Мы остановились возле полицейского участка, из которого прямо сейчас выходит Джей с моей матерью.
Мам.
Джей накрывает лицо ладонями, держа в руках какие-то бумаги. Мама прижимает носовой платок к лицу, будто готова вновь расплакаться.
— Какой чудесный день, — поет Гослинг, и я перевожу на него взгляд.
— Нет! — качаю я головой, когда вижу, как он достает пистолет из бардачка. — Нет!
Я пытаюсь выхватить пистолет из его рук, пустив в действие ноги. Он заламывает мне руки и заткнув мой рот своей ладонью надавливает так, что я чувствую всю прохладу стекла позади меня своим затылком.