— Алиса мне не соперница, — бесстыдно соврала я.
Влад резко посерьезнел и странно на меня посмотрел. Я уже и забыла, какие у него бывают взгляды — пристальные, изучающие, настораживающие. Будто он знает то, чего не знаю я.
— Ты права.
И тембр голоса затерся в памяти. В последнее время он все чаще язвит, словно защищается. От меня? Глупо. Наши баталии всегда заканчиваются резко, словно тумблер отключается, когда секундная стрелка подходит к максимуму, отмерянному нам на пререкания.
Мгновение — и все прошло. И муть в глазах, и серьезность. Ироничная улыбка, взгляд ушел в сторону до сих пор мнущихся у порога ясновидец. А потом и улыбка сползла с лица, сменяясь недовольством.
— Измайлов, похоже, решил, что у него медовый месяц, — проворчал Влад и сложил руки на груди.
Я проследила за его взглядом, и улыбнулась Глебу, вносящему вещи Ники в дом. Вот кто точно рад гостям. Вернее, гостье.
Ника смеялась одной из его шуток и выглядела не менее довольной. Громко стучала каблуками, стряхивая остатки снега на коврик у двери. Щеки ее раскраснелись, глаза блестели, а улыбка невероятно красила и без того симпатичное лицо.
Ника заметила меня и подмигнула.
— Альрик мертв, так что не вижу проблем, — пожала я плечами.
— Ну да, а еще удобно — личный источник кена всегда под рукой.
— Глеб — не ты, — сердито ответила я. — Он не думает о Нике… в таком ключе.
— Думает или нет, неважно. Результат все равно один. Хотя, наверное, так будет лучше — хоть не подставится.
— Не надоело быть циником?
— Циником быть проще, — усмехнулся он, продолжая рассматривать шатенку с черной сумочкой. — Помогает избавляться от иллюзий.
— Иногда мне кажется, ты родился уже без иллюзий, — проворчала я.
— Ты так говоришь, будто в этом есть что-то плохое, — усмехнулся он. — Кто-то же должен быть в трезвом уме, когда ты сходишь с ума и бросаешься на амбразуру. Иначе кто будет тебя спасать?
— Тебя никто не просит спасать меня, Влад.
Ника махнула мне рукой, подзывая. Разговор снова зашел не в то русло, насмешки порядком надоели, поэтому я без зазрения совести приняла ее приглашение. И уже в спину услышала горькое:
— В том-то и беда. Ты даже не просишь…
…Я любила широкие подоконники. Тот, что в кабинете — особенно. Подушка, пушистый плед, книга — и на несколько часов можно забыть о туманном будущем с разъяренными охотниками и таинственными Первыми.
Похоже, уединяться любила не только я.
Она скользнула в дверь незаметно, полупрозрачной тенью. Закрыла ее и прислонилась спиной к косяку, облегченно выдыхая. Глаза закрыла ладонями, будто пыталась спрятаться за ними от мира. Мне даже неловко стало, что я нарушаю своим присутствием гармонию ее пристанища.