В добром, умиротворенном состоянии они разошлись на покой близко к рассвету и скоро заснули.
…Солнечное тихое утро следующего дня показалось Глафире праздником: едва она проснулась, Пелагея, все такая же ласковая и предупредительная, позвала ее к столу, угощала оладьями в сметане и с икрой, чаем со вчерашним малиновым вареньем.
На промысел Глафира явилась рано, веселая и возбужденная и добрым ласковым началом дня и вниманием, которое оказала ей Пелагея. Рыбаки еще не подъехали, приплоток пустовал. И ватажники не появлялись из казарм, заканчивая завтрак, переодеваясь в парусину и брезент, чтоб не мокнуть у чаньев.
Взбежала на крыльцо, распахнула дверь.
Глафире хотелось сказать людям что-то доброе, сделать приятное, чтоб люди чувствовали то же, что и она, были счастливы. Но никто ей не встретился, и она направилась в конторку к Резепу.
— Ты что?.. — удивился он, увидев ее сияющей, непохожей на прежнюю.
— Угадай, — озорно предложила она и подошла к столу, за которым он сидел.
— Еще чего, время терять.
— И не отгадаешь. — Она склонилась над ним. — Никому не скажешь? Побожись.
— Вот те крест святой.
— Скоро свадьба будет.
— Эт-то… чья свадьба? — У Резепа вытянулось лицо, и он снизу посмотрел на нее.
— Мамонта Андреича и Пелагея. Понял?
— А тебе-то что? Блестишь, как пятак начищенный… — разочаровался он. — Возрадовалась!
— Почему бы и нет?
— Обожди, не так запоешь. Ты не гляди, что она смирная. Мягко стелет, да жестко будет спать. Овладеет всем ляпаевским — не подступишься. А дите появится, так и совсем дело швах!
— Будет и ребеночек, тетя Поля сказала. Только ты никому, не забудь — побожился.
— Мне-то что, пущай хоть тройню враз. Мое дело стороннее. А ты наплачешься.
— С какой стати?
— Хлебнешь горя-то, обожди, — каверзничал Резеп. — А то — возрадовалась.
— А по-моему, Пелагея Никитична очень добрая, — неуверенно возразила Глафира.
— Ха! Добрячку отыскала. Охмуряет она Ляпаева, оттого и ластится. Нужды-то она хлебнула вдосталь, знает, почем фунт лиха. А тут — заживный мужик подвернулся. Она при Лукерье в малой избенке жила, а как хозяйка померла, мигом в дом перекочевала. Когда ни приди, чай на пару распивали. Она вокруг него так и крутится, так и крутится. Видел я, че там говорить. А ребенок, говоришь, появится да обвенчаются — так и совсем охомутает она хозяина. И тебе тогда приданое не видать, как своих ушей. Потому как дите — законный наследник!
Как нужный злак взращивается с превеликим трудом, так и добро постоянно пестовать надо. А сорняк и зло — лишь семя кинь в землю — сами произрастают. Обронил Резеп зерна сомнения в душу Глафиры, и с той минуты не знает она спокойствия. И все-то по-иному воспринимает: и доброту Пелагеи, и заботу ее, и ласковые слова, улыбку…