Ольга допоздна ворочалась с боку на бок, прислушивалась, но так не слыхала, чтоб скрипнула соседняя дверь. Утром она увидела его выходящим из медпункта и поняла, что он ночевал там.
Хоронить Максута решили на острове, где было несколько казахских могилок с тяжелыми саманными оградами, в том числе и Садрахмановой старухи. Андрей вошел в знакомую землянку, обвешанную травами и кореньями. Едва он переступил порог, в лицо ударил спертый душный воздух, и его замутило. Он снял кепку и никем не замеченный остановился возле дверного косяка.
Посреди землянки на деревянном щите лежало завернутое в белое тело Максута, вокруг на коленях сидели Садрахман, Кумар, Магрипа и еще двое незнакомых стариков и читали молитву. Глаза у всех прикрыты, губы еле приметно шевелятся, руки ладонями вниз лежат на коленях. Вот Садрахман нараспев проговорил вслух несколько слов, и все враз лодочкой сложили ладони у рта и так же вслух повторили сказанное стариком. Из всего Андрей понял лишь одно слово — «Алла!».
Кумар покосился на Андрея, кивнул ему, мол, обожди, сейчас закончим, и молитва продолжалась.
На любом языке молитвы об одном, думал Андрей, все верующие просят у бога райской жизни умершему. И уверены все, что там, за недосягаемой живыми чертой, есть вечная жизнь, а эта, земная, короткая, лишь вступление к той, загробной. Человек рождается на смерть, учит религия, а помирает на жизнь. Здорово все же сказано, если начисто отбросить веру в потусторонний мир. Земная жизнь человека и вправду лишь временная. А вот когда организм умрет, когда его живое тело, живые силы возвратятся в общую массу неживой материи и будут подчинены законам неживой природы — всемирного тяготения, сохранения вещества и энергии, жизнь его действительно станет вечной, не подвластной времени. Что это — случайное совпадение или же, создавая религию, человечество в основу ее клало непреложные законы природы и лишь позднее придумало сказку про рай и ад?
Молитва закончилась, все встали, подняли щит с телом покойного и вынесли из землянки. Правду говорят: по жизни — смерть, по смерти — похороны. Жил Максут незаметно, умер тихо, хотя и был, как рассказал Кумар, в ясном уме, и его предали земле тишком: ни слов громких, ни слез. Лишь одна Магрипа, когда опускали в могилу, укладывали запеленатое тело в боковую нишу на дне, стерла одинокую слезу тыльной стороной ладони.
Подивился Андрей душевной тонкости стариков: ни слова не обронили обидного, ни взглядом укорным не кольнули, будто он и не сын Крепкожилиным. Лишь смиренно покивали головами, приглашая его быть соучастником их общего горя, и будто забыли о нем.