6
Хитрость Ляпаева — позволить Крепкожилиным засолить начальную сельдь, а уж потом обесцененную бешеным ходом скупить ее как можно больше — совпала с тем, что записали рабочие и ловцы в своей податной бумаге. Вот почему Ляпаев не всерьез, а полушутя говорил с выборными, людьми. Пущай думают, что хозяин хоть в чем-то на уступку согласится. Что же касается цен, тут перетерпят — ассигнации с неба не надают.
К селедочному кону на Ляпаевских промыслах отменно подготовили чаны и прочую пригодную для этих целей посуду, вплоть до старых плашкоутов. Их загодя затопили, чтоб они набухли и не пропускали рассола. За селом, невдали от промысла, с краю бугра спешно выкопали две траншеи, кубов по полсотни каждая, рабочие закончили кирпичную кладку, цементировали ее. Слышал Ляпаев, что в городе вместо чанов цементные ямы приспособили, вот и решил испробовать, что выйдет из такой затеи. Должно получиться. В старину, говорят, в обыкновенных ямах солили. Весь тузлук в землю утекал, а и то высаливали. А коль цемент добро положить, тузлук сохранится.
И последнее — жиротопня; все, что не в посол, на жир годится. Жиротопка строена давно. На первых порах кипятком жир вытапливали, в прошлом году — паровой котел купили со змеевиками. Только поспевай сельдь подвозить.
Жиротопное дело не рекламировали, в отчетах о нем умалчивали, потому как в верхах с неодобрением смотрели на них — дескать, хищническое истребление сельди. В душе Ляпаев с такой оценкой был согласен, да только что поделаешь с ней, неразумной, ежели она стеной прет. Ловцы тоже вон требуют.
И опять выходило, что бумага в кон, к месту. Как тут не быть довольным. К чему бога гневить, ежели он даже Крепкожилиных, первых ляпаевских соперников, с дороги отодвинул. Супротивники они, правда, не ахти какие. Не случись пожара, Ляпаев все одно смял бы их — Крепкожилины и денег не наскребут, чтоб все подряд скупать. В кредитном банке не дураки, чтоб под развалюхи крупные деньги ссужать. Деньгодатели наперед прибыли просителя обсчитают, а уж потом раскошеливаются. Да и солить им негде. Ляпаев с самого начала верил в успех, и все же приятно, что все обошлось без стычки, судьба сама решила.
И вся бешенка, стало быть, его, Ляпаева.
Кто не примечал, как, вспарывая сонную поверхность заводи, обреченно и одиноко мечется тарань-верховодка, пораженная неизлечимою болезнью. Ее и прозвали в народе бешенкой.
Но сельдяные косяки не недуг одурманивает по весне. Погода, ветра, вешняя вода — причинники ее «бешенства». Сбиваются неисчислимые косяки на той или иной морской приглуби-бороздине и, устремляясь навстречь подсвежке, намертво заторивают случайно оказавшуюся на пути безвестную речушку. И стоят косяки в тупике, копошится в теснине многомиллионное скопище.