— Ну дочитай, там посмотрим.
— Ивкин.
— Мудак и стукач. Она решила его выцарапать из нашей среды. Забери, пригодится… В любую компанию влезет, везде свой…
— Да?.. Кстати, знаешь, как по-украински «Кощей бессмертный»? Чахлык невмэрушший.
Лена покатилась от смеха.
— Всё-то ты знаешь! Кстати, ты в каком году уехал?
— В восемьдесят седьмом.
— Как же ты постарел! А я еще ничего?
Белендеев с готовностью задергал уголками рта:
— Ты нимфетка!
— Зрелая нимфетка — это что-то новое. Но врать умеешь, чем всегда и привлекал нас, бедных девушек. — Елена погасила сигаретку. — А наши старики, академики по должности, они тебе на хрен не нужны.
Белендеев кивнул. И все выжидал, глядя на нее.
— Хорошо. — Елена чокнулась фужером об его фужер. — Пиши.
— Я готов.
— Алексей Александрович Левушкин-Александров. И больше тебе никто не нужен. Это гений. И он действительно этого не знает, потому что самоед.
— Но Аня-то о нем… Ай андестенд.
Елена со смутной улыбкой смотрела на него.
— Мне, старухе, ты, конечно, не предложишь ехать?
Белендеев включил улыбку японца:
— Если согласишься, почему нет? Но ты напрасно думаешь, что всех собираюсь везти туда. Пусть они здесь работают — на меня, на нас.
— А-а! — Она снова закурила. — Возьми еще «бордо». Люблю «бордо». Ясно ежу — здесь работнички дешевле обойдутся… Ой, какой ты! Я тебя боюсь!.. Отчего у тебя такие большие зубы?
Золотова по обыкновению своему неожиданно опьянела, и разговор можно было прекращать… Белендеев попросил у официанта бутылку французского вина с собой, и замечательная парочка выплыла под звуки блюза из ресторана, чтобы подняться в номер к американскому гостю. Белендеев привык отрабатывать до конца свои обязанности…
Прошло три дня после скандала, который устроила Бронислава, жизнь дома, кажется, наладилась, но мутно было на сердце. Утром пришел с заявлением увольняться еще один младший научный сотрудник, Жора Пчелин, занимавшийся светящейся кишечной палочкой, — хоть закрывай тему… Сказал, пригласили в рекламное бюро — устанавливать люминесцентные лампы в витринах магазинов…
В лаборатории остались, кроме самого завлаба, шесть человек: легендарная тетя Туся, работающая в Институте биофизики с самого его основания, верные Кукушкин и Нехаев…
Наверное, пока не покинет лабораторию и Ваня Гуртовой, моложавый, как мальчик, с коротким чубом, в рубашке, застегнутой на все пуговки под самое горло, улыбчивый и тихий, себе на уме, кандидат наук, пишет докторскую.
Давно бы должен стать доктором наук и Женя Коровин, облысевший в свои сорок лет, с толстыми губами, как у негра, с черной бородой, с горящими глазами, суетливый и увлеченный делом… Но беда — горький пьяница. Сейчас на больничном… И вряд ли куда соберется.