Танцующая на ветру (Терентьева) - страница 179

Я взяла телефон, включила Интернет. Да, написал. «Сможешь сегодня прийти в 12 на Тверскую?» Он писал это ночью. Как маленький мальчик… Не знает, где я, что я, вернулась ли к себе или еще в Москве… Но ведь он мне нравится, я хочу его видеть… Я подумала и написала: «Да, наверное, смогу. На Тверскую – куда именно?» Наверное, москвичи понимают, что такое «встретиться на Тверской», а я – нет. Я тоже москвичка, но бывшая.

На кухне у Ростовцева было очень уютно. Тепло, приятная рыже-коричневая плитка, почему-то тоже теплая… Я потрогала пол рукой. Правда, пол теплый… Надо же, подогревается как-то. Красивая деревянная мебель с медными ручками, большой круглый стол, как в фильмах про старую жизнь, кремовые легкие занавески на высоком окне, на подоконнике цветок – мрачный, но красивый, с толстыми мясистыми голубыми листьями, на которых растут мощные иголки. Такой цветок не потрогаешь…

На столе были сушки, я поела их с чаем, налила вторую чашку. Кажется, болезнь моя стала отступать. Я не чувствовала жара в голове, горло не болело, я попробовала покашлять – и грудь не болит. Все-таки у меня сильный организм, спасибо маме и моим каждодневным тренировкам. Я не стала бегать у Ростовцева во дворе, даже зарядку не делала, как-то растерялась пока в новой обстановке. Да и бегать не в чем – сапоги мои еле живы после всех походов.

Я решила, пока спит Ростовцев, написать Маше. Ведь она – тот человек, кто может меня понять. Я надеюсь, что переписываться ей мама со мной не запретит. Если Машиной маме интересно, она может посмотреть нашу переписку и убедиться, что ни призывов к насилию, ни рекламы наркотиков, ни рассказов об интимной жизни в нашей переписке нет. А чего еще может бояться Машина мама? Что я научу ее воровать? Я сама не умею воровать.

«Со мной произошло чудо, Маша, – начала писать я. – Иначе я просто не могу это назвать. Я нашла своего дедушку, маминого настоящего папу. Или он меня нашел… Не знаю, как вернее…»

Я услышала звук от входной двери – кто-то открывал ее ключом, спутать было невозможно. Я замерла. Наверное, это Лена, дочь Ростовцева. Дочь моего дедушки. И моя мама была его дочерью. Значит, Лена – моя тетя?

Я встала, стряхнула крошки со стола. В дверях кухни появилась женщина, высокая, довольно стройная, с широкими плечами, в длинной темно-синей кофте с синей меховой оторочкой. Ее короткие волосы были зачесаны назад, на высоком лбу была крупная родинка, как приклеенная горошина. Женщина остановилась на пороге, громко вздохнула, подбоченилась и произнесла лишь одно слово: