– Здоров, здоров, Пафнутя… – Дядя Гриша, обтерев ладонь о штаны, пожал руку Веселухину. – Ну ты, паря, раздалси… Прям-те мужик стал… Все за тобой ходить, девка? – Дядя Гриша подмигнул мне.
– Она не с ним! – поспешила объяснить Люба, незаметно подошедшая сзади, крепко обнявшая меня и слушавшая наш разговор. – Она с Виктором Сергеевичем!
Я засмеялась. Я уже отвыкла от нашего общинного уклада – когда каждый считал своим долгом вмешаться, прокомментировать, когда секретов не было и быть не могло. А у кого они все-таки появлялись, как, скажем, у меня, жить с ними было не просто.
Я походила с Любой по обоим корпусам, здоровалась и одновременно прощалась со всеми. Меня все помнили, начинали что-то рассказывать, девочки обнимали, мальчики завирались, хвастались, жаловались… Сердце у меня сжималось, колотилось, как-то стало даже жарко от неожиданного обилия эмоций. Я и не знала, что для меня это по-прежнему так все близко. Не зря я всегда про себя говорю по привычке – «наши».
Когда мы вернулись в наше здание, Любовь Игоревна позвала Любу:
– Давай, хватит уже! Скоро приедет машина!
Люба задрожала, затряслась, прижалась ко мне.
– Ты представляешь, со мной только двое едут, и те – малые, из семейного корпуса, я их плохо знаю…
– Куда ее отправляют? – спросила я у воспитательницы.
– Сейчас… – Воспитательница стала искать адрес.
А я прижала к себе крепко Любу, поцеловала ее.
– Это не навсегда, время быстро пройдет.
– В Нижний Новгород! – ответила Любовь Игоревна.
– Это далеко, нет? – с надеждой спросила Люба.
– Не очень…
Я понимала, что ездить туда к Любе часто не смогу, разве что раз в год. По моему лицу девочка поняла, что я говорю неправду, и начала плакать.
– Да что ты в самом деле! – встряхнула я ее. – Не на войну же отправляют! Будешь звонить, писать…
Маленькая девочка перестала плакать, молча посмотрела на меня.
– Я так и знала, – прошептала Люба. – Что я вообще никому не нужна, даже тебе.
– Ну ты даешь… Кстати! – Я обернулась. – Паша! – позвала я Веселухина, который топтался неподалеку, мешая дяде Грише и громко руководя пацанами. – А где заяц?
Паша изо всех сил стукнул себя по лбу и куда-то побежал. Через минуту принесся с розовым зайцем, протянул его мне, а я Любе.
– Вот, будешь меня вспоминать.
– Я тебя никогда не забываю, – серьезно ответила мне Люба и прижала к себе зайца.
Любовь Игоревна, наблюдавшая всю эту сцену, подошла к нам.
– Нельзя. Ничего мягкого нельзя.
– Почему? – удивилась я.
– Пылевые клещи.
– Он новый, Веселухин только что его выиграл в автомате.
– Тем более! Еще и бактерии. Китайские! У нас своих бактерий хватает. Давай сюда! – Любовь Игоревна решительно взяла зайца и, открыв дверь кладовки, из которой на наших глазах девочки вытащили очередную коробку и стали набивать ее мылом и шампунями (кто-то привозил, видимо, недавно), бросила туда игрушку.