Паша сел, широко раскинув длинные ноги, просмотрел меню и отшвырнул его. Люба с интересом оглядывалась.
– Ничо-о се… – проговорила она. – Это ресторан?
– Почти.
– В такой тебя Виктор Сергеевич водил? – Люба договорила уже под яростным Пашиным взглядом, но остановиться не сумела.
– Нет. В шашлычную. И мы там не ели. Паша! – Я хлопнула Пашу по плечу. – У тебя ухо отпустило? Или тебе слуховой аппарат придется дарить на двадцать третье февраля?
Паша загыкал, заухал, как будто я сказала что-то невероятно смешное, стал стучать руками по столу и одновременно поднимать ноги, которые еле-еле поместились под небольшой стол.
Я просмотрела меню и решила заказать три супа, они стоили почти столько же, сколько чайник чая.
Вместе с дымящимся супом девушка-официант принесла нам корзинку хлеба. Люба тут же потянулась за булочкой.
– Мы хлеб не заказывали, – негромко сказала я. Неизвестно, сколько здесь может хлеб стоить…
– Это к супу, – улыбнулась девушка.
– Чё, на халяву? – обрадовался Паша и взял сразу четыре булочки. Подумал и взял еще одну. Две сразу запихнул в рот, одну за другой, остальные растолкал по карманам.
Я вздохнула. Нет, я всех не воспитаю. Особенно сейчас, когда в голове у меня как-то не то загудело, не то засвистело, стало горячо и муторно, захотелось больше всего лечь. За другим столом были не стулья, а два диванчика.
– Давайте перейдем туда, – сказала я, понимая, что если я сейчас на секунду не прислоню куда-нибудь голову, я просто упаду носом в тарелку густого щавелевого супа, в котором лежал круглый кусочек вареного яйца. Белый-белый кружок с яркой оранжевой серединкой. Мне совсем не хотелось его есть.
Паша что-то мне ответил, Люба взяла меня за руку, я попыталась встать, взяв свою тарелку. Стол как-то покачнулся перед моими глазами, Паша, широко открывший рот, поплыл в сторону, уши сильно заложило, и стало как будто нечем дышать. Я хотела поднять руку, но она оказалась тяжелая, огромная, больше, чем я сама, больше, чем вся комната. Чудовищная рука с распухшими толстыми пальцами, моя и не моя, качалась у меня перед глазами, заслоняя мне свет. Как же я буду жить с такой рукой? Я хотела взглянуть на вторую руку, но она не поднималась. А та, огромная, все раздувалась и раздувалась. Я понимала – если она сейчас лопнет, но все закончится, не будет ничего. И тогда пройдет боль, которая заполнила все мое существо – от головы, растворившейся в массе огромной руки, до ног, которых я не видела. Смотрела вниз и ничего не могла понять. Где же мои ноги…
Я открыла глаза и не сразу сообразила, где я. Угол зеленой шторы, криво свесившейся на бок. Широко открытая форточка. Голубая стена с толстым проводом, идущим прямо поверх нее. Я чуть повернула голову. В это время открылась дверь, я услышала за своим изголовьем голос: