— Вы, возможно, захотите показать столь изящную безделушку своему руководству, когда доставите к ним нашу очаровательную Терезу, — спокойно проговорил Вон.
Майлз выпустил из рук совок, несколько разочарованный несостоявшимся поединком.
Генриетта испустила глубочайший вздох. Она не думала, что это будет так уж заметно, но Вон метнул в ее сторону измученный взгляд. Когда Майлз наклонился, желая рассмотреть ожерелье маркизы, Вон вложил шпагу в ножны и шагнул к Генриетте.
— Вы действительно думали, будто я хотел использовать ее против вас?
Генриетта приняла виноватый вид.
— Все говорило в пользу этого.
— Значит, я обречен на проклятие, леди Генриетта? — Голос Вона пробуждал общие воспоминания, как дымок курящихся благовоний.
Как всегда при разговорах с Воном, Генриетта неуверенно нащупывала дорогу в словесном лабиринте. Однако на сей раз она была твердо уверена — в глубине его не таятся драконы.
— Только не в этом круге ада, — решительно заявила она, кивнув в сторону маркизы. Майлз рассматривал ее ожерелье, которое по случайности покоилось как раз над впечатляющей ложбинкой между грудей. На корню пресекая развитие мыслей в эту сторону, Генриетта заставила себя вернуться к Вону. — Задержитесь ли вы в других его кругах, полностью зависит, как я говорила вам раньше, от вас.
— У Данте, — легко заметил Вон, — была Беатриче, которая вывела его оттуда.
Генриетта не поддалась желанию посмотреть на Майлза, а заставила себя любезно улыбнуться Вону. Всегда так лестно, когда тебя сравнивают с литературными героинями, даже если и с довольно невыразительными. И еще более лестно расположить к себе человека умного и образованного, даже если, подобно шекспировской Беатриче (не сравнить с дантовской), Генриетта и находила его слишком драгоценным, чтобы носить каждый день[75].
Со временем, подумала Генриетта, ее бы стала выводить из себя необходимость постоянно гулять по чужому лабиринту, вечно жонглировать словами и взвешивать их значение за завтраком и в постели.
Майлз же напрочь лишен хитроумия. Генриетта проиграла битву с собой и скосила глаза. Майлз, к ее радости, уделял очень мало внимания очевидным достоинствам маркизы. Вместо этого он не отрываясь смотрел на Генриетту и Вона со злобным выражением лица, не нуждавшимся в истолковании.
Генриетта снова повернулась к Вону, чувствуя себя неимоверно приободрившейся.
— По-моему, Беатриче нагнала бы на вас скуку, — твердо заявила она. — Вам нужна Боадикея.
— Я учту это, когда в следующий раз повстречаюсь с бандой мародерствующих бриттов, — сухо сказал Вон. — Мне всегда нравились женщины в синем.