— Нам надо как-нибудь выпить вместе.
— С удовольствием, — ответила я, пытаясь снова закинуть сумку на плечо и горячо надеясь, что ничего смущающего из нее не выглядывает. Не хватало ему как следует разглядеть пижамные штаны с пуделями.
Он кивнул.
— Не знаю, на сколько я уеду, но… я позвоню вам, когда вернусь в Лондон.
— Отлично! — воскликнула я, но моя демонстрация энтузиазма пропала, по счастью, втуне: Колин захлопнул дверцу. Автомобиль уехал, а я продолжала стоять на том же месте, снова и снова повторяя про себя: «Выпить… я позвоню вам», — просто чтобы удостовериться, что эти слова были сказаны, пока ударившая по ноге сумке не вывела меня из мечтательного транса.
Застегнув куртку, я побрела к станции, возвращая на плечо норовившую съехать коварную ручную кладь. Она немедленно съехала снова. Наплевать. Выпить. Я причинила мужчине оскорбление действием, а он все равно хочет со мной выпить. Кто сказал, что перевелись настоящие герои? Подав в окошечко кассы деньги и пожелав оторопевшему контролеру особенно приятного дня, я потащилась по платформе, пытаясь ссыпать фунтовые монеты в кошелек и упрятать кошелек в недра сумки, не уронив при этом билет и не свалившись на пути, как рассеянная Анна Каренина.
Я не испытывала ни малейшего желания бросаться под поезд от неразделенной любви. Напротив, я пришла к радостному выводу — предложение выпить вместе означает, должно быть, что он вовсе не стремился от меня избавиться! Наверное, действительно что-то случилось, что-то срочное и ужасное. Хей-хо и тра-ла-ла! Я с запозданием вспомнила, что строить счастье на чужом несчастье нехорошо, и петь прекратила, хотя сердце мое по секрету напевало «тирра-лир-ра», как сэр Ланселот в той поэме[79].
В голове проносились картины интимного ужина на двоих. Я представляла уютный ресторанчик где-нибудь в стороне от людской сутолоки, царящей вокруг моей квартиры в Бейзуотере. Вот Южный Кенсингтон — то что надо; подойдут и не самые посещаемые туристами уголки Ноттинг-Хилла. Я нарисовала кабинетик в заведении с кирпичными стенами и крохотными столиками только на двоих и рассчитанными, сидя за которыми соприкасаешься коленями. Музыка негромкая, свет приглушенный, и официанты не возникают через каждые две секунды, спрашивая, нравятся ли блюда. Там не будет ни Сэлли, ни Пэмми, ни монаха-призрака. Только два больших бокала с красным вином, я и, конечно же, Колин.
И я дважды проверю, что отключила свой проклятущий мобильник.
Ну, раз уж я этим занимаюсь, почему бы не добавить еще и скрипки? Я состроила себе отвратительную гримасу и виновато оглянулась, не видел ли кто. Никто не видел, в основном потому, что больше никого здесь не было. Слава Богу. Терпеть не могу, когда мои внутренние монологи отражаются на лице.