— А откуда вы приехали той ночью? — спросила я онемевшего Джона. Мне хотелось еще хоть что-нибудь узнать о его прошлом. — И куда направлялись?
— О, — мягко ответил за Джона отец, — это было вскоре после войны, все еще стояло вверх дном. Джона с братом после смерти их отца воспитывали друзья. Но Джон направлялся в университет и в Лондоне остановился по пути за границу, в Лувен, где собирался стать ученым — милосердным ученым, — он опять усмехнулся, — что в нашей семье все так любили.
В разговор вмешалась Елизавета.
— Не хотите ли сыграть одного из слуг, Джон? — мило спросила она.
Не дожидаясь ответа покрасневшего Джона, она ласково закутала его в грубый плащ слуги и увела. Он обернулся к отцу с немым вопросом в глазах, и тот кивнул, разрешая ему остаться и сыграть, а затем тепло посмотрел на меня.
— Видишь, как получается, Мег, — сказал он. — Давным-давно я обещал архиепископу присмотреть за Джоном Клементом. И не нарушу своего слова. Он пережил много утрат. А страдания иногда оставляют на сердце человека рубцы. Такого человека нельзя торопить, нужно иметь терпение и уверенность, что нет таких скрытых глубин, куда ты не готов заглянуть. Но ты мудрая девушка. Я уверен, ты поймешь, что…
Он посмотрел на меня чуть дольше, чем было необходимо. Я не поняла точно, что он имеет в виду, хотя его мягкое лицо напомнило мне терпение, которым он победил ересь Уилла Ропера. Я решила — отец хочет предупредить меня.
— Мы хорошо поговорили сегодня. — Я замаскировала обиду дипломатичной улыбкой. Отец, тонкий знаток всяких скрытых глубин, хоть много лет назад и вел тайно переговоры с Джоном Клементом об условиях, на которых тот может взять меня в жены, ничем не выдал, что у него на уме. — Я обрадовалась, увидев его после такой долгой разлуки. Услышав все, что он мне сказал.
Мне понравилось, как отец еще пристальнее посмотрел на меня. Мне показалось, в его взгляде крылся вопрос. Я выдержала этот взгляд. Он первым отвел глаза.
— Ну и хорошо, — как-то неуверенно ответил он и вернулся к гостям.
Оставшуюся часть вечера я почти не обращала внимания на аплодисменты, шумные клоунские проделки, пышность, смех, а следила только за настороженными взглядами. Взглядами Джона Клемента, не смотревшего ни на меня, ни на Елизавету, ни на отца. Взглядами Елизаветы, которая всматривалась в меня и Джона Клемента с каким-то непонятным выражением. Взглядам и отца, нет-нет да останавливавшимися в задумчивости на Джоне Клементе. И конечно, долгими, внимательными, серьезными взглядами мастера Ганса на всех нас. Его пристальный взгляд схватывал наружность и душу одновременно. Когда я ловила его на своих руках, елозивших по коленям, мне становилось неловко. Но скорее всего, решила я с облегчением, художник просто прикидывает, как лучше нас написать.