Ганс Гольбейн кивнул, готовый теперь повиноваться каждому ее слову, и вышел следом за Мег из комнаты. Только тут он спохватился, что на нем все еще пышные красные рукава, и кинулся назад. Несколько невеселых минут он расстегивал пуговицы и развязывал тесемочки толстыми пальцами-сосисками, по разным причинам дрожавшими.
Зря я разоткровенничалась! Я поняла это почти сразу. Но меня понесло. Мастер Ганс казался таким чистым, и мне захотелось без экивоков объяснить ему, как серьезно он рискует.
На следующее утро в той части дома, где обитали слуги, парило большое волнение: ночью из сторожки сбежал узник. Поломанные колодки одиноко болтались на петлях. Веревка, связывавшая руки маленького сапожника, валялась на полу. Дверь нараспашку. Кухарка Мэри и наша горничная Нэн только об этом и говорили, что было довольно странно — ведь все мы делали вид, будто вообще ничего не знаем про узника, пока он не сбежал. Они судили да рядили, кто открыл дверь: может, садовник?
Перед последним сеансом у мастера Ганса я сходила на место преступления. Как приятно, что тощие плечи больше не поднимаются в такт мольбы о смерти! Втайне я надеялась — у бывшего пленника хватит ума не пойти прямо домой на Флит-стрит, в объятия стражей порядка, а где-нибудь отсидеться. Я спрятала веревку в мешок, захлопнула дверь и направилась обратно. Вдруг в кустах у ворот что-то блеснуло — нож с одной наточенной стороной, каким пользуются художники. Его я тоже положила в мешок.
Была пятница, отец приехал домой. Не сняв плаща и грязных ботинок, он сидел у камина и смотрел в огонь. Вид у него был усталый, но спокойный. Сойдя с лодки, он сразу направился на поиски садовника, и тому крепко досталось. Я все думала, смогу ли когда-нибудь последовать совету мастера Ганса и прямо спросить отца, кто был этот человек, в чем его обвиняли и, самое главное, почему его держали у нас дома. От таких мыслей сердце начинало бешено стучать. Самым смелым оказался Уилл Ропер — нежнейший Уилл, ныне ярый католик и покорный раб отца. Но когда он робко посетовал, что порученный отцу негодяй сбежал, а мы все закивали и забормотали что-то в том же духе, сэр Томас Мор только засмеялся, словно исчезновение пленника не имело никакого значения.
— Что же я могу возразить человеку, который так долго находился в неудобном положении, что решил немного подвигаться? — легко сказал он.
Сбитый с толку Уилл криво улыбнулся. Мы разошлись по своим делам. Я, не сказав ни слова, немедленно вернула нож мастеру Гансу. Он вспыхнул до корней своих рыжеватых волос и неловко спрятал его.