Итожу: такое сознание обходится без бога, вершащего наши судьбы, хотя и не исключает абсолюта.
Во время оно мне надобен был бог, а не абсолют, надобен всем нам, кто так ли, этак ли верил в Иисуса, да и ему бог надобился. И все же смею твердить: среди многотысячной толпы, разбившей стан на Елеонской горе, и даже среди старейшин только я имел четкое понятие абсолюта, свободное от антропоморфических черт властелина мира, хотя иудейская теодицея и столь дерзновенные планы, уже давшие обильные всходы в юношеской душе, отдалили это понятие в туманные пределы.
На сем кончаю очередное отступление и возвращаюсь к вечере и военному совету.
Обсудив кампанию в целом, наши военачальники занялись разработкой тактических приемов, и мое участие весьма умерилось - в этой материи шейхи имели куда больше опыта. Многие всю жизнь воевали города и крепости хитростью либо осадой. В здешних краях - и в римских владениях, и в пограничных царствах - года не проходило, чтобы кто-нибудь с кем-нибудь не дрался за престол, за наследство, из мести, ради грабежа или ради славы. Замыслы шейхов не вызывали серьезных возражений, план, вроде бы обдуманный, мог увенчаться успехом, во всяком случае на первых порах, при захвате храма. Успокоенный переговорами, я ушел под предлогом доставить еще вина и соленого миндаля, до которого львы пустынь были весьма охочи - в этой части света все соленое почитается большим деликатесом.
После жаркого дня вечер овевал приятным теплом, ночные холода еще не пали. Я направился в густую темень сада к каменной скамье под пальмами, дабы застать в тихом и пустынном месте Иисуса.
Он и впрямь сидел на скамье, услыхав шаги, обернулся. Луна осветила его лицо, лунный блик заиграл на бороде цвета меди, засеребрились седые нити. Казалось, глаза у него полыхают голубым пламенем, а может, это просто блеснул лунный свет. У галилеян часто встречаются голубые глаза, а у Иисуса они были голубые с серым оттенком, кожа белая. Мне всякий раз сдавалось вот наследие хеттеянской крови, светловолосых гигантов, коих завербовал к себе на службу царь Давид.
Завидев меня, Иисус кивнул, я помедлил - учитель не любил, когда нарушали его уединение. На этот раз он словно ждал меня - я поспешил приблизиться, учитель велел сесть. Не расспрашивал. Я сам рассказал о совете. Он слушал внимательно, не перебивая, после сказал:
- Пробил час, настал назначенный день. Что думаешь?
Я отвечал: станется так, как восхочет он, люди верят - он мессия, явился свершить пророчества.
- А ты? Ты сам веришь ли?
- Знаешь меня, о равви, много лет я верно следую за тобой.