Она долго молчала, словно никак не решалась перемочь неуверенность, дабы открыть нечто, что должно сокрыть. Я наблюдал эту борьбу в лице ее, в глазах, в губах, готовых поверить тайну, но не помог ей ни жестом, ни словом, лишь с любовью всматривался в ее лицо. Она схватила мою руку, прижала к своей груди - увы, вовсе не любовно, что я тут же разочарованно и отметил, - привлекла меня поближе, дабы сел возле нее на ложе. Затянувшееся молчание обещало тайну, нечто неслыханно важное, уму неподвластное. Хорошо помню ее шепот - я впивал его и слухом, и взглядом, дыханием своим впивал ее горячее дыхание.
- Я видела его, вчера видела его.
- Так, значит, он не погиб?
Она пожала плечами и ответила тихо, но четко произнося слова, будто опасаясь, пойму ли ее:
- Я знаю только: видела его. Он вознесся в небо. Веришь ли мне?
- Расскажи, что случилось, - ответил я мягко, глядя ей в глаза.
Взгляд ее был ясный, чуть горячечный, но сомневаться, в рассудке ли она, не приходилось; верно, Мария заметила мое беспокойство или сомнение, а пожалуй, сомнение прозвучало в моем ответе, она настойчиво повторила вопрос, словно и сама сомневалась, словно загодя была уверена: видению ее нельзя поверить. Поэтому я продолжал:
- Много чудесного случалось на белом свете. Иона живым вышел из чрева китова, Даниил уцелел в львином рву. Коли ты говоришь, видела его, значит, и верно видела. Успокойся и скажи все как было, по порядку.
Тонкие пальцы впились в мою ладонь, она то стискивала мою руку, то отпускала, речь ее прерывалась, Мария тихонько стонала и всхлипывала. Я терпеливо пытался уловить смысл нескладного рассказа, в коем, разумеется, не было логики, все тонуло в несущественных отступлениях - она хотела одновременно сообщить и о том, что чувствовала, и о том, что было реальностью, вернее, казалось ей реальностью, но, признаю, слушал поверхностно: меня интересовала история и все сопутствующие трагические обстоятельства, а в голове царил полный сумбур - слишком близко от ее груди покоилась моя рука.
Сокрушенно каюсь, сей факт запечатлелся в моей памяти намного тверже, нежели все, о чем сказывала Мария; когда доживешь до моих лет, убедишься: самые живые воспоминания оставляет в нас Эрос, пожалуй, они только и остаются.
Согласен, мысли, мельтешившие в голове, в высшей степени не соответствовали минуте, но не написать об этом - значит представить себя в более выгодном свете, чем то было на самом деле.
4. Так вот, из рассказа Марии я узнал: женщины, не все, лишь немногие, видели схваченных пленников, когда их вели в город. Видели тоже Иисуса, в разорванных одеждах, окровавленного, руки стянуты за спиной, вервием был связан со своими соратниками.