В чувство меня привёл солнечный зайчик, выметнувшийся из травы прямо мне в глаз. Я вздрогнул, непонимающе уставился на источник света и увидел жёлтые звездчатые бриллианты диадемы-бандо. Ступил с моста на землю, чтобы подобрать рассыпавшиеся сокровища, но не стал – никуда не денутся.
Фандорин, каким бы он там ни был, не заслуживал того, чтобы, подобно падали, валяться на мокрой гальке.
Перекрестившись, я стал спускаться вниз, хватаясь за стебли травы. Дважды поскользнулся, но не упал.
Встал над мертвецом, не зная, что нужно делать. Решившись, нагнулся, взял за плечи и стал переворачивать на спину. Сам не знаю, зачем, пpoстo было невыносимо смотреть, как он, всегда такой элегантный и полный жизни, лежит, нелепо изогнув переломанное тело, и быстрая вода шевелит его безжизненно висящую руку.
Фандорин оказался гораздо легче, чем я ожидал. Без большого труда я переложил его навзничь. Немного помедлив, откинул с лица завернувшийся креп и…
Нет, здесь я должен прерваться. Потому что не знаю, как описать свои чувства в тот миг, когда разглядел приклеенные чёрные усики и струйку алой крови, стекавшую изо рта мёртвой мадемуазель Деклик.
Наверное, я вовсе ничего не чувствовал. Очевидно, со мной произошла своего рода paralysie emotionnelle[44] не знаю, как сказать по-русски.
Я ничего не чувствовал, ничего не понимал, и только зачем-то всё пытался стереть кровь с бледных губ Эмилии, а кровь выливалась снова, и остановить её было невозможно.
– Она мертва? – крикнул кто-то сверху.
Ничуть не удивившись, я медленно поднял голову.
По противоположному склону оврага, держась за плечо, спускался Фандорин.
Его лицо показалось мне противоестественно белым, меж пальцев сочились красные капли.
* * *
Фандорин говорил, я слушал. Меня немного покачивало, и из-за этого я смотрел всё больше вниз, на землю – не ушла бы окончательно из-под ног.
– Я д-догадался вчера утром, когда мы провожали её в Эрмитаж. Помните, она пошутила про рыцарей с дворницким ломом? Это было неосторожно. Как могла скованная и заточенная в подвал пленница видеть, что мы с вами выламываем дверь именно дворницким ломом? Она и грохот-то вряд ли бы услышала. За нашими д-действиями мог наблюдать только кто-то, подсматривавший из-за шторы.
Эраст Петрович, морщась, стал промывать простреленное плечо водой из ручья.
– Не пойму, задета ли кость… Кажется, нет. Хорошо хоть к-калибр маленький. Но какова меткость! Против солнца, не целясь! Поразительная женщина… Так вот, после странных слов о ломе у меня словно пелена с глаз сошла. Я подумал, а с какой, собственно, стати бандиты держали Эмилию в неглиже? Ведь половые домогательства со стороны этой шайки женоненавистников исключались, да и вообще вид женского тела, по её словам, должен был внушать им отвращение. А теперь вспомните предметы мужской одежды, разбросанной в д-доме. Всё очень просто, Афанасий Степанович. Мы с вами застали Линда врасплох, и вместо того, чтобы бежать, он (уж позвольте, я буду о докторе в мужском роде – так оно привычней) сделал смелый ход. Скинул мужскую одежду, наскоро натянул экенскую сорочку из гардероба мадемуазель Деклик, спустился в подвал и сам себя приковал. Времени у Линда было совсем немного – даже шкатулку не успел припрятать.