— Ну какого же хрена! — Костя быстро закрыл окно и выбежал, как был: в тапках и раздетым, на улицу, кляня погоду, равнодушных людей, позднее время и себя. Знал ведь, чувствовал, что этим закончится! Нет чтобы настоять сразу, так куда там…
Выбежав, кинулся к лежащему телу и поднял на руки. Господи, да здесь живого весу — кило тридцать, не больше. Не удивительно, что чахоточник. Вернувшись в квартиру, отнес на диван, в самую маленькую из комнат, притащил подушку и одеяло из своей, укрыл, подложив под голову мягкое перо. Пусть согреется, а когда отпустит — проследит, чтобы принял ванну и выпил грог. Дай бог, температуры не будет.
Когда укрывал, приспустил шарф и замер взглядом на пухлых, четко очерченных и сочных, как спелая вишня, губах. Указательный палец, зацепившись за влажный от дыхания мохер, дернулся. Мужчина провел подушечкой по невероятной гладкости, повторяя контур и до колик желая попробовать, так ли вкусны, как кажутся, эти "ягоды".
— Не-ет, ты не парень, — прошептал. — А я лопух.
То ли его слова, то ли тепло, то ли что ещё послужило пробуждению девушки, но глаза её открылись и уставились прямо в его. Четко, одним движением ресниц "выстрелили" в зрачки, доходя до мозга.
Где-то в затылке зазвенела струна, а хриплый голос сказал:
— Я, кажется, знаю теперь, куда падают звезды.
Костя был настолько потрясен, что спросил, не думая, напоминая зомби:
— Куда же?
Глаза не отрывались — смотрели не мигая, пронзая его насквозь. Струна звенела все громче.
— За горизонт. Всегда далеко за горизонт. Так уж у них заведено.
— Правда?
— Да. Только там их можно найти и исполнить свою мечту. Теперь ты понимаешь, почему люди путешествуют? Они ищут звезды.
Костя ничего не понимал. Он смотрел на девушку, бывшую парнем до снятия шарфа, и чувствовал себя долбаным Буратино. Не день сегодня, а сказка, бл*дь, какая-то! Отсосный мультик прям!
Он наклонился, делая над собой усилие, и коснулся губами её лба.
Все встало, наконец, на свои места. Она бредила.
*****
В комнату нельзя, — донесся издалека знакомый голос.
— Наряд полиции прячешь? — этот был уже не знакомым, отрывистым и грубым.
— Чего мелочиться? Всю её, родимую.
Чей-то смех. Такой же отрывистый, как и голос.
— Показывай товар.
Что-то задвигалось, зашуршало. Все звуки доносились сквозь вату будто, были не совсем четкими. Это мешало.
— Как обычно?
— Обижаешь.
— Ладно. По одной? Так сказать, за успех мероприятия?
— В следующий раз адрес будет другим.
— Засветиться боишься?
— Предохраняюсь, бл*дь.
— Да ладно тебе, не мальчик — понял.
Какие-то хлопки и снова смех.