Страшно подумать, что может случиться, если русский человек сделает этот последний шаг к грани своего терпения! Тут уж начнется не преступная чеченская война, а война, которая повергнет общество в хаос и зону смерти. А поэтому тяжко становится на душе, когда смотришь как играют в «песочнице» наши внуки и правнуки, не ведая, что может обрушиться на их судьбы.
На призывы партии большевиков широко развернуть в стране социалистическое соревнование плотницкая бригада моего отца вызвала на соревнование бригаду штукатуров, которой предстояло за весну и лето 1935 года полностью оштукатурить стены двухэтажной кирпичной школы, куда в сентябре должны прийти около тысячи учеников. Так было запланировано в райкоме партии и райисполкоме. Последние два года в течение летних каникул мы, трое братьев, трудились в плотницкой бригаде подмастерьями. Готовили из метровых сырых досок дранки, складывали их для просушки в штабеля, убирали стройплощадку школы, выполняли различные поручения, приносили отцам обеды. За все это нам платили. И всегда получалось, что, как бы мы с Мишкой не старались, ворох дранок у Сережи был раза в два больше, и он, по справедливости, зарабатывал больше, чем мы с Мишкой. На свои деньги после 7-го класса прошлым летом он купил себе парусиновый портфель, брезентовые синие полуботинки с кожаными носками и темно-синий байковый костюм. За покупками Сережа специально ездил в Новосибирск, где жили бездетные дядя, по линии отца, и его жена, моя крестная. Как-то раз, взяв у нас с Мишкой деньги, он купил два алых пионерских галстука с зажимами. В те годы это была редкость. На свой страх и риск Сережа купил нам коричневые «спортсменки» на мягких резиновых подошвах, со шнурками. Сейчас такую обувь называют тапочками. А в те далекие годы в сибирских деревнях ее почтительно именовали «спортсменками». Мы с Мишкой ликовали: в его классе в такой обуви ходили лишь два человека: сын бухгалтера «Заготживсырье» и внук начальника станции, а в моем классе в «спортсменках» красовалась лишь одна Минка Иванова, дочка заведующей аптекой, которая на уроках физкультуры, возвышаясь на полголовы над всеми девчонками, стояла на правом фланге шеренги. Я и сейчас помню ее веснушчатое лицо с непомерно длинным горбатым носом.
До сентября оставалось три месяца. Они были, пожалуй, самыми трудными для нашей семьи. Отец и дядя Вася, наскоро перехватив нехитрый завтрак, еще до выгона стада, взяв свои топоры, шли на работу. Даже мама, которая ложилась спать последней, не всегда видела, как уходят на работу отец наш и ее брат. Отец очень любил маму, по-крестьянски жалел ее — ведь она родила ему таких сыновей, которыми он гордился. А во время праздничных застолий он даже слегка ревновал, поймав ее улыбчивый взгляд на ком-нибудь из своих друзей, которые после выпитых стопок отпускали комплименты по адресу мамы. Но она, умница, любившая своего мужа безотчетно и преданно, всегда умела гасить в душе его неожиданно вспыхнувший огонек ревности. И делала она это душевно и немного шутливо.