Когда они вышли из «Цветметснаба» и остановились у скверика на главной площади, лейтенант усмехнулся и покачал головой, что, как понял Косырев, означало: «Ну и ну».
— По-моему, зрелище не для слабых. Я бы сам себе не позавидовал, если бы имел с ней дело.
Все это как будто было верно. Но тон Волкова Косыреву не понравился.
— Напрасно вы так, Игорь. А вдруг, наоборот, Четырко — очень даже положительный человек.
— Первое впечатление...— протянул Волков.
— Поймите, она одинока. У нее ведь могла быть и лучшая судьба.
Волков пожал плечами.
В Охотоморск они возвращались в тумане — «Ракета» шла медленнее обычного. Теперь, после посещения поселка, а главное, после того, как он увидел Четырко, Косырев твердо решил про себя, что Каслинск нельзя упускать из виду. Гусев вполне мог показаться там рано или поздно.
Вернувшись в РОВД, Косырев вызвал старшего инспектора Гейдеко и попросил его проследить, чтобы взятые в присутствии понятых в разных местах района образцы почв были срочно отправлены в крайцентр.
Вечером, лежа на диване в своей комнате, Косырев разглядывал высвечиваемый уличными фонарями на стене гобелен, оставленный Рузаевыми: узкая полоска ткани с бахромой внизу, на сером фоне черные контуры пагоды, за ней черным же вытканы горы, в левом нижнем углу три иероглифа. Вспомнил Наташины глаза. Хорошие глаза. А ему не по себе. Почему? Засыпая, подумал: мог ее брат, Уланов, быть в сговоре с Гусем? Что-то в Николае есть непонятное. Что? Кажется, это человек очень скрытный. Но скрытность — не порок. А ведь Уланов вполне может изображать такого-этакого рубаху-парня, выпячивая свои братские чувства. Ревность, боязнь за сестру. Почему все же Уланов не приехал на похороны матери? Из-за артели? Нет, скорей всего, он не приехал и остался в тайге ради заработка. Жалко было бросать драгу. Конечно, если Уланов говорит все честно, тогда порядок. Но вдруг Уланов в самом деле сейчас играет, вот так, спокойно, без всяких колебаний? А как же тогда Наташа? Возможно ли, чтобы она знала, скажем, что ее брат преступник и мирилась с этим. Нет, исключено, подумал Косырев. А сам брат, может он ее любить, ревновать к остальным и быть вместе с этим «нечист»?
Как-то рано утром—еще не было восьми — Косырев развернулся у знакомого пригорка возле Зеленого Стана и выключил мотор «Чайки». Он все-таки обязан, в конце концов, побеседовать с Колупаном, которого еще и в глаза не видел. Он просто обязан почувствовать, чем тот дышит, и — если, конечно, удастся — разговорить его. Кроме того, он должен также еще раз выяснить у Даева и Уланова, как все происходило—тогда, когда Даев заметил на реке моторку с Гусевым.