Впрочем, большинство полумертвых или почивших путников, которых встречала Бансабира, были уже обобраны своими победителями.
Однажды на заре октября девочка наткнулась на такого же едва живого бродягу с побелевшими губами. Она полагала, что он уже мертв, когда осторожно склонилась над ним. Но молодой мужчина был еще жив.
– Научись дышать еще тише, – сказал он, с трудом разлепляя глаза.
Девочка отпрыгнула почти на метр, быстро схватившись за нож. Мужчина только усмехнулся. Бану не понимала его реакции и только сильнее сжимала рукоятку вспотевшей ладошкой.
– Я все равно умру, девочка. Так что буду признателен тебе, если поможешь, – закашлялся он ненадолго. – Я бы предложил тебе сердце – ты ведь помнишь, где сердце? – да доспех мешает. Вгони в шею слева, хорошо?
Бану ничего не говорила и не шевелилась.
– Только быстро. Не хочу мучиться дольше, чем уже промучился, – видя ее нерешительность, сердито прохрипел воин. – Ну же, чего стоишь? Сделай дело, угодное Старухе Нандане! Или ты не веришь в Праматерь?
– Верю, – невольно сорвалось с языка.
– Ну, так и будь хорошей девочкой, – мягче сказал раненый. – У меня осталось два золотых в кармане. В благодарность заберешь их и мой клинок.
– Почему, – спросила девочка, – их не забрал тот, кто нанес вам эти раны?
– Потому что он ранил меня, а я его убил. Одна беда – оружие тот червь смазал ядом. Ну, так что, поможешь мне?
Бансабира приблизилась.
– Храни тебя Мать, – с улыбкой простился смертник.
Бану выполнила последнюю волю умирающего. Из артерии, стихая, била горячая алая кровь. Совсем как знамя Шаутов, подумала девочка и потянулась за наградой. Стоило ей прикоснуться к мечу поблагодарившего ее воина, клинок с шумом упал на траву. Слишком тяжел. Ладно, Бану знала это, едва взглянула на меч.
Стрелы почти кончились, меча было не поднять. Вздохнув, девочка поудобнее расположила фамильный кинжал, вцепившись ладошкой в рукоять.
Развернулась, пошла дальше.
На исходе октября девочка столкнулась с опасностью, преодолеть которую было выше ее маленьких семилетних сил.
Она достигла очередного городка и попыталась узнать, в какой стороне Сиреневый дом. Вместо ответа скользкий, как уж, обыватель приблизился, зарясь на инкрустированную рукоятку кинжала, торчащего за потертым поясом.
– И откуда это у такой оборванки, как ты, такой клинок, а? – Бану молчала. – Поди, украла у кого, девочка?
– Я не украла! – с горячностью выпятила «не».
– Ах, не украла! – протянул мужчина. – Тогда откуда он?
– Это не ваше дело! – огрызнулась девочка. Вокруг них начала собираться толпа.