Элайна, не раз наблюдавшая, как поднимаются в покой какой-нибудь воин из оставшейся замковой стражи с женой, или как без умолку скворчат подруги о детях, которые вертятся где-то рядом, начала заходиться от тоски. Доверить страхи свекрови ей не хватало мужества, а вот рассказать об опасениях за Ронелиха его сестре казалось лучшим вариантом. Тогда и сблизились.
В декабре грянуло сражение на реке Тарс, крупнейшей из токов Иландара.
В день середины месяца Шиада, уста которой не познали ни еды, ни питья, ни слова буднего, читала молебны. Предыдущим вечером она напутствовала невестку:
– Молись за них завтра весь день, и пусть твои дамы тоже молятся.
Картины кровопролития сменяли друг друга одна за другой в те бесконечно длинные сутки. И животный страх тысяч воинов – иландарцев и саддар – стеснял дыхание юной жрице, не знавшей покоя.
Спустя два дня поздно ночью Элайна пришла к Шиаде.
– Можно я не буду ничего говорить? – спросила, сев на кровать родственницы. – Ведь можно?
Жрица не ответила, привлекла невестку, надрывно зарыдавшую на плече. «Все мы сестры перед Богиней. Потому что все мы Ее дочери. И всех нас Она любит одинаково, кто бы и как бы Ей ни служил. Никто не виноват, что наше знакомство с Элайной началось так. Она умна, и родна мне, и достойна Праматери».
– Не бойся, – проговорила жрица отстраненно, когда Элайна подняла заплаканное лицо. – Они еще живы. Главное – продолжай молиться Богу Единому, Отцу Небесному, а я помолюсь Богине, Великой Матери богов и людей.
Зима в тот год выдалась на редкость лютая. В замковых щелях выл ветер, от камина толку было мало. В жуткие ночи Шиада спала вместе с невесткой и матерью на огромном ложе Элайны и Ронелиха. Неизбывная тоска по Ангорату делалась сильнее с каждым часом. Еще бы – зимнее солнцестояние позади, она полгода как покинула дом, а ведь уезжала между тем на месяц.
Прошел январь, за ним февраль, такой же неистовый и мерзлый, а следом утек и март, с приходом которого в замке впервые почувствовалось потепление. Дрогнули снега. В начале апреля, когда, словно сонные мухи, женщины замка сидели за прялками, жрицу озарило. Когда видение окончилось, Шиада приблизилась к снохе и тихо сказала:
– Элайна, думаю, здесь и без нас управятся. Следует решить, что подавать к ужину.
– А что, овсянка с маслом уже не еда?
– Отчего же, – хихикнула девушка, – но кормить ею мужчин, провоевавших полгода, позорно.
– Мужчин? – спросила Элайна громче, чем рассчитывала. Взоры дам обратились на нее. – Они вернулись? – поинтересовалась, сбавив тон.
– Прибудут сегодня вечером.