Она могла опереться на собственные воспоминания о нем и рассказать им несколько забавных историй, но этого будет недостаточно. Она слишком мало знала о нем; он был слишком уклончивым и почти неприступным. Она знала, что у него есть пожилая мать и холостой брат, что Дэниэл когда-то был врачом и оставил работу из-за того, что плохо себя почувствовал. (Он не распространялся на эту тему, но Мэгги предполагала, что сначала его нездоровье было психическим, а не физическим. Люди обычно любят говорить о своих физических недомоганиях. С другой стороны, психические расстройства…) Она знала, что у него есть небольшая яхта под названием «Кларисса», стоявшая у причала в Олдборо. (Мэгги было неизвестно, почему он выбрал такое название, и она не имела возможности увидеть яхту, так как Дэниэл перестал выходить в море после того, как его начала беспокоить спина, то есть примерно в то время, когда он появился в жизни Мэгги. При мысли о том, что она лишь немного не успела познакомиться с Дэниэлом в его лучшие дни, у нее снова сжалось сердце.)
Мэгги знала, что он любит почитать, вкусно поесть и выпить хорошего вина, что в большинстве местных ресторанов и окрестных деревушек его знают по имени и тепло приветствуют, когда он приходит в какое-нибудь заведение. Ей было неизвестно, каким образом он мог позволить себе регулярно питаться в ресторанах, или со вкусом обставить свою просторную квартиру в старинном доме, или платить за шампанское, дорогие вина, элегантную одежду и частную физиотерапию. Мэгги не знала об этом человеке ничего такого, что на самом деле могло бы помочь ребенку, который задает вопросы, и все в ней бунтовало против мысли о том, что ей придется обнаружить свое невежество и оказаться не в силах дать нечто большее, чем смутное представление о человеке, с которым ребенок так и не успел познакомиться.
Поэтому она направилась на кухню, где нашла стопку аккуратно сложенных полиэтиленовых сумок, и начала заполнять их памятными вещами. Казалось ужасным, что она делает это, уносит внутреннюю сущность человека из его дома без его разрешения. Это было совсем не то, что Мэгги в другое время посчитала бы обычным для себя, но и ситуация была необычной. Обычные правила здесь не действовали.
Она положила в сумку две маленькие фотографии в рамках и представила, как говорит потрясенному юноше или девушке: «Это фотография родителей твоего отца. Твои дедушка и бабушка». Мэгги положила туда же его лосьон после бритья (с запахом огурца и скошенной травы). Она нашла старые фотоальбомы с фотографиями Дэниэла в разной обстановке: на скамье его яхты вместе с какой-то подругой; на регате в Хэнли, где он был в соломенной шляпе и держал на коленях кокер-спаниеля. Мэгги быстро перебрала фотографии, не желая подробно изучать их без разрешения владельца. Потом она выбрала альбом с маленькими черно-белыми фотографиями давно умерших родственниц и родственников в платьях-чарльстонах и за рулем длинноносых автомобилей. Она взяла записные книжки, собранные на полке, хотя и не стала заглядывать в них, понимая, что это будет уже слишком большим нарушениям приличий. Она сняла со стены карту в рамке, акварельное изображение окрестностей Дьеппа, где он родился, и маленькую записную книжку с телефонного столика. Потом Мэгги выровняла подушки кресла, чтобы скрыть отпечаток своего тела, бросила на квартиру последний взгляд и тихо, почтительно закрыла дверь, направившись к себе домой.