Лидия ничего не сказала, но продолжала смотреть на Дина, слегка склонив голову набок.
Официантка принесла им два бокала пива и корзиночку с хлебом. Дин нервно взял свой бокал и сделал большой глоток.
– Ты не можешь ничего не делать, – наконец сказала Лидия. – Это не выход.
– Почему?
– Потому что она твоя дочь.
– Это правда, но в жизни все не так просто, да? Ну, ты только посмотри на нас. Загадочный французский папаша, наша сестра, с которой мы еще не встретились, еще один брат, который даже не знает о нашем существовании. У тебя нет родителей, а у меня есть дочь, у которой нет матери. Все как-то запутано, верно? Чем я отличаюсь от других? Что отличает моего ребенка от других?
– Ты, – ответила Лидия. – Ты отличаешь своего ребенка от других.
Дин искоса посмотрел на нее. От ее ответа у него перехватило дыхание.
– Да, но какой от меня прок? – спросил Дин. – Что я могу предложить ребенку? Ни дома, ни работы, ни семьи, ни будущего.
– Это неправда.
– Разумеется, это правда. Я долбаное пустое место. – Люди, сидевшие в соседней кабинке, начали украдкой поглядывать на них. Дин понизил голос. – Знаешь что, – тихо сказал он, – когда я впервые увидел этого ребенка, когда ее только вытащили наружу и она посмотрела на меня, даже тогда я понял, хотя она была крошечной, скрюченной, синей и покрытой кровью и слизью, даже тогда я понял, какая она умная. И когда я это увидел, я понял, что не смогу ничего сделать. Даже тогда я знал, что недостаточно хорош для нее… – Он остановился и сделал такой глубокий вдох, что у него закололо под ложечкой. Но это не помогло. Слезинка скатилась из его правого глаза и упала на джинсы. Дин смотрел, как она впитывается в ткань, и скоро к темной отметине присоединилась еще одна, потом другая. Он взял со стола салфетку и вытер щеки.
– Вот черт, – сказал он. – Черт. Извини, я просто…
– Все в порядке. – Лидия накрыла его руку своей. – Это совершенно нормально. Выпусти это из себя.
– Ха! – произнес он. – Ты красиво говоришь.
Лидия заморгала и улыбнулась:
– Да, я знаю. Мы оба мастера поговорить. Но если честно, Дин, тебе не о чем беспокоиться. Теперь у тебя есть я.
– Что ты имеешь в виду?
– Я хочу сказать: что бы ни случилось с тобой или твоим ребенком, что бы ты ни решил сделать, я прикрою твою спину. Ты больше не один, верно?
Дин хотел возразить, сказать какую-нибудь колкость. Он приоткрыл рот, готовый вступить в спор. «Ты даже не знаешь меня, – хотелось ему сказать, – ты не знаешь обо мне ничего. Ты не знаешь, каково это – чувствовать себя никем. У тебя есть большой дом и горничная. Разве я могу верить, что ты вступишься за меня? Разве ты можешь верить, что я не обману тебя?»